Ли Кэрролл - Взлет черного лебедя

Сухое вино улетучилось, едва коснувшись моего языка, и превратилось в туман. Он наполнил мой рот… У него был вкус шоколада, лаванды и каких-то неуловимых специй. Я сделала новый глоток и попыталась покатать вино по языку. Я зажмурилась… и очутилась на винограднике в южной Франции. Солнце согревало мою кожу, повсюду разливался аромат цветов…

Я резко открыла глаза и оттолкнула от себя бокал. И правда, «Le Vin du Temps Perdu»! Вот тебе и опасности употребления спиртного! А Бекки выпила почти целую бутылку… и вдобавок смотрела «Красные башмачки».

Я порылась в диванных подушках и вытащила пульт дистанционного управления. Включила телевизор и занялась изучением меню видеорекордера. Самой последней значилась запись фильма «Воспитание крошки» [78] «Воспитание крошки» — американская комедия 1938 г., режиссер Говард Хоукс. с Кэтрин Хепберн и Кэри Грантом. Я нажала кнопку быстрой перемотки, чтобы проскочить рекламу DVD-коллекции студии «Turner». Наконец, на экране появился кинокритик Роберт Осборн, стоящий перед камином в своей шикарной квартире, куда допускались только самые избранные персоны. Стены были завешаны множеством картин, написанных маслом, вокруг красовались пухлые красные кресла. Бекки и Джей наверняка смотрели предисловие. Джей обожал Осборна и уморительно имитировал его критические интродукции. «Что же, шоу начинается», — сказала я себе и остановила перемотку.

«Здравствуйте, меня зовут Роберт Осборн, и сегодня мы с вами смотрим фильм… — На миг экран мигнул, и широкое, дружелюбное лицо ведущего замерло. Его глаза с тяжелыми веками (Джей всегда говорил, что Осборн, наверное, полжизни провел в темных кинотеатрах) помрачнели… — Итак, сейчас мы с вами увидим фильм Майкла Пауэлла и Эмерика Пресбургера „Красные башмачки“ с несравненной Мойрой Ширер в роли заколдованной балерины, Виктории Пейдж… и обворожительным Энтоном Уолбруком в роли демонического импресарио Бориса Лермонтова».

Я наклонилась ближе к экрану — что-то случилось со звуком. Слова Роберта Осборна не совпадали с движениями его губ. Или я просто устала. Я накрыла колени старым афганским пледом и улеглась на диван. Плавные интонации Осборна убаюкивали меня. Он объяснял, что авторы «Красных башмачков» хотели создать манифест могущества искусства. Смакуя подробности, он сообщил о том, как демонический Лермонтов довел Вики Пейдж до самоубийства.

«Забавно, — подумала я, — обычно Осборн много не болтает». Но мне было все равно, ведь фильм я уже смотрела. Хотя я успела подзабыть некоторые сцены. Например, яркие повторяющиеся сны-галлюцинации, в которых Вики Пейдж разыгрывает историю девушки, надевшей пару красных туфелек и танцующей до смерти. Абсолютная психоделика, разбавленная фрейдизмом. Загадочный башмачник превратился в возлюбленного девушки, а потом — в Лермонтова. Оказалось, что этот «демонический импресарио» похож на Джона Ди… но я-то не была с ним знакома, когда смотрела фильм впервые.

Я понимала, что кино сильно подействовало на Бекки. По-своему она тоже неудержимо стремилась к успеху, как балерина Вики Пейдж. Своими дерзкими рыжеватыми кудряшками она даже напоминала Мойру Ширер. И вдруг я с изумлением обнаружила, что актер, исполняющий роль композитора, влюбленного в Вики, является копией Джея.

Наверное, я задремала, а очнулась сидя, с бокалом в руке. На экране разыгрывалась роковая сцена, во время которой Лермонтов настаивает, что Вики должна сделать выбор: искрометная жизнь великой танцовщицы или серая участь домохозяйки. В моей голове смутно всплыл наш давний спор с Бекки.

— Почему Вики обязана выбирать? — спросила я после просмотра «Красных башмачков».

— Должна, и точка! — вспылила Бекки. — По-другому не получается. Нельзя совмещать то и другое одновременно.

Теперь я понимала смысл слов Лермонтова… и Бекки. Большинство великих художников были неудачниками в любви — если только не связывали свою жизнь с людьми, которые отказывались от собственных желаний и устремлений ради них. Обычные представители «рода человеческого» — вроде Зака, Джея и меня — не добивались успехов в творчестве. Да и в остальном — тоже. Я с головой окунулась в дело спасения мира и проглядела, что моей лучшей подруге грозит беда. Теперь она попала в больницу, как и мой отец. Сколько еще любимых и близких пострадают из-за моей беспечности? «Удача не сопутствует мне ни в чем», — вздохнула я, глядя, как Вики Пейдж бежит из театра и бросается под поезд. Мне стало ясно, почему она так поступила. Она так и не сделала выбор. Но, по крайней мере, могла снять треклятые красные туфельки и отдохнуть.

Я взяла пульт, чтобы выключить телевизор, но на экране вновь появился Роберт Осборн. Он устроился в красном кресле у потрескивающего огня, с бокалом красного вина.

— В год выхода на экран, а это был тысяча девятьсот сорок восьмой год, — промурлыкал Осборн, — фильм «Красные башмачки» успеха не имел. Зрителям не пришлась по душе мысль, вложенная в финал картины, — то, что лучше умереть ради искусства, чем жить без цели. Но мы-то с вами знаем, каков правильный выбор, правда?

Он улыбнулся. Мне почудилось, что даже женщина на портрете над камином улыбнулась… а я согласно кивнула. Я притулилась на краешке дивана и заметила янтарные огоньки в глазах ведущего. Он таращился прямо на меня и ждал, что я поступлю так как надо. В конце концов, Роберт Осборн знал все. «Конечно же, он послан ко мне как духовный наставник», — осенило меня. Я почувствовала нечто интригующее и вязкое. Мне нужно непременно послушаться Роберта Осборна.

Я направилась в ванную комнату. Бритвенное лезвие, которым вскрыла себе вены Бекки, лежало на краю раковины. Я взяла его и взглянула на свое отражение в зеркале. Зрачки у меня расширились и закрыли всю радужку. Глаза превратились в черные и пустые колодцы. Внутри меня был вакуум. Я поняла, что задохнусь, если не предприму решительных действий.

Я принялась отстраненно наблюдать, как моя левая рука подносит лезвие к правому запястью. «Странно, — подумала я, робко проведя острием по коже, — я ведь правша». На коже выступила тонкая красная полоска. «Выпустить тьму». Я услышала биение своей крови — она словно просилась наружу. Внезапно раздался негромкий звук. Колечки, на которых висела штора, застучали под струей сквозняка… Джей что-то говорил про занавеску… вроде бы ее хлопанье разбудило его… Но сейчас окошко закрыто. В чем дело? Моя левая рука замерла. Я устремила озадаченный взгляд на штору, а та все колыхалась. Потом я гадала, почему у меня вызвал изумление именно этот факт — а не появление в доме бутылки с зельем, не новый антураж студии канала ТСМ и не то, что Роберт Осборн подталкивал зрителей к самоубийству. Но лишь тогда черный туман в моей голове чуть рассеялся.