М. Джеймс - Город гибели

Он повернулся и посмотрел в лицо Грисвеллу:

— Не стоит испытывать судьбу. В этом доме обитает нечто дьявольское, и, похоже, я знаю, что это такое. Я не верю, что вы убили Брэйнера. Его убийца сейчас находится там, наверху. Многое в вашей сказке звучит безумно, но нет сомнения, что фонарь там гаснет. Я не верю, что эта тварь наверху — человек. Я еще никогда и ничего не боялся в темноте, но сейчас не поднимусь туда до рассвета. Осталось не так много времени, и мы дождемся его снаружи!

Звезды уже бледнели, когда они вышли из дома. Шериф уселся на балюстраду лицом к двери, держа револьвер наготове. Грисвелл устроился около него, опершись спиной о колонну.

Он закрыл глаза, радуясь ветерку, который, казалось, остудил его пылающий мозг. Он испытывал смутное чувство нереальности. Эта чужая ему страна внезапно наполнила Грисвелла черным ужасом. Тень виселицы маячила перед ним: Джон Брэйнер лежал в этом ужасном темном доме с раскроенным черепом. Словно остатки сна, эти факты крутились в его голове, пока не отступили перед серыми сумерками, и неожиданный сон снизошел на его усталую душу.

Он проснулся при свете зари, ясно помня все ужасы ночи. Туман клубился у верхушек сосен и дымчатыми волнами стелился по старой дороге.

Баннер тряс его:

— Проснитесь! Уже рассвет!

Грисвелл встал, подрагивая от холода в онемевшем теле. Лицо его посерело и осунулось.

— Я готов. Идемте наверх…

— Я там уже был! — Глаза шерифа горели в слабом свете зари. — Я не стал вас будить, когда пошел туда с первой зарей — и ничего не нашел.

— А следы голых ног?!

— Они исчезли.

— Исчезли?

— Да, да, исчезли. Пыль убрана по всему холлу, начиная с того места, где кончались следы Баннера, и заметена по углам. Сейчас там ничего нельзя разглядеть. Я не слышал ни звука. Я обошел весь дом, но ничего не увидел.

Грисвелл содрогнулся при мысли, что спал во дворе один, в то время как Баннер проводил свои исследования.

— Что же нам делать? — спросил он обеспокоенно. — Вместе со следами исчезла и моя единственная надежда на доказательство правдивости моих слов!

— Мы доставим тело Брэйнера в полицейский участок, — ответил шериф. — Я все возьму на себя. Если бы власти знали, как обстояло дело, они настояли бы на вашем аресте и вынесли бы приговор. Я не верю, что вы убили своего приятеля, но ни судья, ни адвокат, ни суд присяжных не поверят в вашу историю. Я все устрою по-своему. Не собираюсь вас арестовывать до тех пор, пока не докопаюсь до сути. Ничего не говорите о том, что здесь произошло. Я скажу следователю, что Джон Брэйнер убит бандой неизвестных и я расследую это дело. Не хотите ли рискнуть вернуться со мной в дом и провести здесь ночь — в комнате, где вы и Брэйнер спали прошлой ночью?!

Грисвелл побледнел, но ответил стоически, так, как могли бы ответить его предки-пуритане:

— Я согласен.

— Тогда идемте. Помогите перенести тело в машину.

Грисвелл почувствовал странное отвращение при виде бескровного лица покойника в холодном утреннем свете и прикосновении к окоченевшей плоти.

Серый туман окутывал своими клочковатыми щупальцами все вокруг, когда они несли свою ужасную ношу через лужайку к машине.

И снова тени роились под кронами сосен, и снова двое мужчин ехали на машине с английским номером, подскакивая на ухабах разбитой дороги.

Машину вел Баннер. Нервы Грисвелла были слишком расшатаны, чтобы садиться за руль. Бледный и мрачный, он выглядел измученным бессонной ночью. День, проведенный в участке, и страх, поселившийся в душе Грисвелла, сделали свое дело. Он не мог спать и не чувствовал вкуса пищи.

— Я хотел рассказать про Блассенвилей, — заговорил Баннер. — Это были гордые люди, надменные и чертовски безжалостные к тем, кто задевал их интересы. Они жестоко обращались со своими рабами и слугами — видно, привыкли к этому еще в Вест-Индии. Жестокость у них в крови, и особенно это проявилось в мисс Селии, последней из их рода. Это было уже много позже после отмены рабства, но она лично порола свою служанку-мулатку, словно та все еще была рабыней. Так рассказывали старики-негры. Они же говорили, что, когда кто-нибудь из Блассенвилей умирал, дьявол поджидал его душу под кронами этих сосен. Ну а после Гражданской войны, в нищете на заброшенной плантации, им быстро пришел конец. От всей семьи остались четыре девочки-сестры, они прозябали в старом доме всего лишь с несколькими неграми, ютившимися в старых хижинах рабов и батрачившими на общественных землях. Держались сестры замкнуто, стыдясь своей бедности. Их не видели месяцами. Когда им что-то требовалось, они посылали в город кого-нибудь из негров. Старожилы помнят, что в конце концов у них появилась мисс Селия.

Она приехала откуда-то из Вест-Индии, где род Блассенвилей имел дальних родственников. Она была симпатичной и приятной на вид женщиной, лет тридцати, но держалась замкнуто, как и ее племянницы. Она привезла с собой мулатку-служанку и изливала на нее всю жестокость рода Блассенвилей. Я знал одного негра, который сам видел, как мисс Селия привязала девушку к дереву и выпорола ее вожжами. Никто не удивился, когда мулатка исчезла.

Все считали, что она убежала — и правильно сделала. И вот одним весенним днем 1890 года мисс Элизабет, самая младшая из сестер, появилась в городе — впервые, быть может, за целый год! Она приехала за продуктами и сказала, что негры покинули свои хижины. И еще она сообщила, что мисс Селия бесследно исчезла. Сестры предполагали, что она уехала обратно в Вест-Индию, но сама Элизабет сказала, что мисс Селия все еще находится в доме. Она не объяснила, что именно имела в виду, закупила провизию и ускакала обратно в поместье.

Месяц спустя один из негров пришел в город и сказал, что Элизабет живет в доме одна, а три ее сестры исчезли неведомо куда, ничего никому не сказав. Элизабет не знала, куда они подевались, и боялась оставаться в доме одна, но больше идти ей было некуда. Она всю жизнь провела в поместье, и у нее не было ни родственников, ни друзей. И все же она смертельно боялась чего-то. Негр сказал, что по ночам она запирается в комнате и никогда не гасит свечей.

Стояла ветреная весенняя ночь, когда мисс Элизабет влетела в город верхом на лошади, вся в слезах, едва живая от страха. На площади она без чувств упала с лошади, а на следующий день, придя в себя, рассказала, что нашла в доме тайную комнату, забытую, очевидно, лет сто назад. И там она обнаружила всех трех своих сестер — мертвыми, повешенными за шею под самым потолком. Что-то бросилось на нее в этой комнате и побежало следом, чуть не размозжив голову топором, но она сумела спастись, вскочив на лошадь и ускакав прочь.