Елена Карпова - Фантасмагория для голоса и хора

− Где я? − спросила Людмила. − Что все это значит? Что вам надо?

− Нам, − сказал Романов, − уже ничего. А что нужно от нас − мы и сами не знаем.

− Пойдемте, Людмила, − Картерс помахал чемоданчиком, − мы вас проводим до вашей комнаты.

− Меня обязательно отсюда вытащат! − твердо сказала женщина. − Так и знайте!

− Рафик тоже все время так говорил, − вздохнул Романов.

Картерс вздрогнул и бросил на Романова быстрый взгляд.

Вечером Михаил постучал в третью комнату. За дверью послышалось торопливое шуршание, а потом недовольный голос Картерса сказал:

− Входите.

− Гарри, мне надо с вами поговорить, − сказал Васильчиков, плотно закрывая дверь.

Картерс молча показал на свободный стул.

− Вы… что-то знаете, − Михаил постарался, чтобы его слова прозвучали, как утверждение, а не как вопрос.

Картерс помолчал.

− Может быть, да. Может быть, нет.

− Возможно, нам следует поговорить где-нибудь в другом месте?

− Здесь нет других мест, − возразил Картерс, − все одинаковые. Кроме того… я уверен, что их это совершенно не интересует.

− Их?

− Нет, я тоже не знаю, кто они такие, − с раздражением сказал Картерс. − Вы это хотели спросить?

− Нет. Я хотел спросить, почему вы так отреагировали на слова Романова. Там, возле насыпи…

− Я помню, − Картерс полез в ящик стола и достал несколько листов бумаги. − Вы никогда не замечали, что мы предпочитаем обращаться друг к другу по фамилиям?

− Эээ… нет, − честно признался Васильчиков.

− Смотрите, − Картерс подвинул к нему листки.

На бумаге красовались семь столбцов. Три — крохотных, в одну — две строчки, четыре — побольше, от трех до пяти.

Васильчикову бросилась в глаза его собственная фамилия в одном из столбиков.

− Ничего не замечаете? − спросил Картерс.

Михаил прочитал свой столбик. Марисоль Микаэла, Стивенс Мик, Финн Оскар, Васильчиков Михаил.

− Одинаковые имена? − спросил он.

Картерс кивнул.

− А при чем тут Оскар Финн?

− Еще не знаю, − сказал Картерс, − но выясню. Если успею. Пока могу сказать одно − вы очень похожи. Не знаю, чем. Это не выразить словами. Точно так же Равиль был похож на Божену, как Джордж, Егор и Лука были похожи на Юрия.

− Так почему мы предпочитаем обращаться друг к другу по фамилиям?

− Потому что это не фамилии. Это имена.

− Полушайте, Гарри… Вам не кажется, что это уже слишком? Мне ли не знать, какое у меня имя. Это, в конце концов, чуть не единственное, что я помню.

− А кто сказал, что это ваше имя?

Женщины сидели в «комнате отдыха». Божена, как всегда, что-то вязала и монотонно вела свою обычную лекцию о том, что корпус — это наказание за проступки, и что всем воздастся… От одного звука ее голоса у Васильчикова начинало тоскливо ныть в черепе, где-то за глазницами, и он старался ретироваться как можно быстрее. Но сегодня здесь была Людмила, и ее присутствие интриговало и волновало Михаила, поэтому он осторожно присел на край дивана, рядом с вечно погруженной в себя Верой.

− Неправда! − наконец привычно не выдержала Жанна, − Божена, ну как ты можешь! Разве же все это похоже на наказание?

Она обвела рукой пространство комнаты. Михаил проследил за ее рукой. Стерильно-белые стены… ни единого пятнышка. Бежевые диванчики. Теплая светло-серая плитка пола. Цветы в горшках… интересно, кто их поливает? А пыль вытирает кто? Ведь не может быть так, чтобы здесь не было никакой пыли, вовсе…

− Нас вытащат, − убежденно сказала Людмила, − не могут не вытащить. Родственники. Друзья.

− Восемь сущностей, − вещала Божена, − число жертвы!

− Число силы, Божена! − выкрикнула Жанна. − Мы суть сила. Мы здесь для этого. Это наша награда, спасение. Надо только принять то, что нам дают.

«Бред какой-то, − подумал Васильчиков, − зачем метафизическим сущностям кожаные диваны, экраны в спальнях и процедуры?»

− Людмила, − шепнул он новенькой через голову Веры, не обратившей на него никакого внимания, − не хотите прогуляться? Погода хорошая, двадцать три — тире — двадцать семь градусов Цельсия…

Людмила благодарно кивнула.

− Так значит, вас Михаил зовут?

Они шли по дорожке, усыпанной мелким гравием. По обеим сторонам высились деревья неизвестной породы, распластавшие ветви где-то высоко-высоко, на фоне сине-белого полотнища неба. В тени листвы было прохладно, несмотря на тире-двадцать-семь.

− Михаил.

− Хорошее имя. Означает «подобный Богу».

Людмила улыбнулась.

− А что означает имя Оскар вы, случайно, не знаете? − спросил Васильчиков.

− Случайно знаю. Тут есть разночтения и разные мнения. Имя произошло либо от древнескандинавского «житель Асгарда», города богов, либо от древнегерманского «копье бога».

«Ничего общего, − подумал Васильчиков, − глупо было верить Картерсу.»

− Знаете, − сказал он, − у меня иногда такое чувство, что всем здесь доступно что-то мистическое. Каждый знает что-то свое, интересное. И только я один какой-то фееричный дундук, который ни о чем не осведомлен.

Людмила рассмеялась и спросила:

− А нас тут правда всегда восемь?

− Правда. Только… разных.

− То есть?

− Понимаете, Людмила… Здесь иногда умирают.

− От чего?

− Ни от чего. Просто умирают. А иногда болеют. У вас ничего не болит?

− Нет.

− Хорошо.

− А если заболит? Что это означает?

− Не знаю, честно. Я тут сам меньше двух недель. Но иногда плохо так, что хоть на стенку лезь.

− И за две недели за вами никто не приехал? − Людмила смотрела на него с ужасом.

Михаил засмеялся. Смех вышел невеселым.

− Что я… Картерса помните? Черный такой, как головешка. Он тут почти два года, если не врет.

Разговор не клеился, и они повернули обратно к белому зданию. На выступе застыла одинокая фигурка.

− Кто это? − спросила Людмила.

− Еремей, − ответил Васильчиков, почти не глядя, − он… не в себе.

− Вера тоже, кажется, − вздохнула женщина.

− Вера нормальная, − ответил Михаил. − Просто ей все равно. Все равно, что будет с нами, с миром, с ней самой. Она живет здесь и сейчас, не думая о том, что случится завтра. Поэтому и с Боженой не спорит.

Еремей подошел к краю крыши, постоял немного и, раскинув руки, нырнул вниз головой.

− Ой! − крикнула Людмила и побежала вперед. Михаил попытался было окликнуть ее, но не преуспел и побежал следом.

Сухощавая фигура в белом балахоне неподвижно лежала на красном гравии. Людмила подбежала к лежавшему, упала на колени.

− Михаил, он дышит! Помогите, скорее! Позовите врача, сестру… кто тут есть вообще, в этом здании! Боже, боже… я когда-то заканчивала курсы первой помощи. Нужен лед, холод… и снять с него обувь. Он… босиком? Еремей, Еремей, вы меня слышите?

Михаил подошел, обнял женщину за плечи и поднял с земли.