Яцек Дукай - Иные песни

— Деспойна, деспойна, деспойна. — Господин Бербелек никогда не слышал об аресе-рабе: это ведь противоречие само по себе, как холодный огонь или царь без власти. Даже у кратистосов, даже у Чернокнижника аресы — свободные солдаты. У Завии в глазах стояли слезы. Эстле Шулима Амитаче повернулась и двинулась к ступеням, ветер прижимал светло-золотые волосы к загорелой спине. Никогда еще она не казалась Иерониму такой красивой. Он сжал кулаки. Тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять, сорок; хорошо.

Анеис Панатакис обнажил кинжал.

— Кхтонитарксот, Йахве, Эвламо, теперь он обладает душой. Касайся лишь рукояти, клинок убивает. Мне пришлось найти воистину безумного демиургоса, кузнеца воды, последние дни разложения, тело расплескивается во все стороны черным поветрием; только он сумел вморфировать яд в металл. Ирга, из жала мантикоры, убивает все живое — прикоснись — обуглит кожу, оцарапай — и яд попадает в кровь, всади глубже — и даже кратистос не совладает. Береги его от воды и ржавчины, эстлос. Держи в холоде и темноте.

Кинжал с халдейским клинком — узкий язык светлого металла, волнистый, будто лист гевеи, будто пламень, змея нападающая, — что одновременно указывало и на его предназначение: это было оружие против Формы, не Материи. Господин Бербелек, конечно, не верил в эти магические бредни, с трудом сохранял равнодушное лицо, когда Панатакис несколько минут бормотал бессмысленные ономата барбарика, — но должен был признать, что получилось прекрасное оружие. Когда господин Бербелек взвесил его в ладони, по спине пробежала дрожь, холодная элегантность вписанной в предмет смерти превращала кинжал в истинное произведение искусства. Демиургос не стал использовать драгоценных металлов, благородных камней, не увлекался резами или орнаментом: гладкая сталь, тонкая гарда, простая рукоять, округлое навершие. Ножны из шкуры крокодила. Прилагались также три ремня с пристяжными пряжками; протянув ремни сквозь симметричные отверстия ножен, можно было привязать кинжал к поясу, к руке, к ноге. Четвертый ремень удерживал сам кинжал, случайно вынь его и дотронься до кожи — и это вызовет как минимум воспаление.

Господин Бербелек, конечно же, не сказал Панатакису, для чего ему необходимо столь смертоносное оружие. Впрочем, и не нужно было: он явился к купцу (на этот раз к нему домой) на следующий день после приема у эстле Лотте — а вся Александрия уже только и говорила, что о покушении на Исидора Вола.

— Тихо, говорю, тихо и без свидетелей! — качал головой Анеис, доливая Иерониму травяного вина, оптовым экспортом которого в Гердон он старался заинтересовать совладельца НИБ. Они сидели на покрытом в несколько слоев коврами полу широкого балкона, пять этажей над главной улицей Картака, нового индийского квартала. — Вот как убивают. А здесь? Это халтура, портачество и оскорбление богов! Тьфу!

— Вол теперь из дома ни на шаг; им пришлось бы его штурмовать.

— Ха! И вот вопрос: откуда они знали, что он придет к эстле Лотте? И ведь — знали с таким упреждением, что успели организовать антропардов! Не хотел бы я нынче оказаться в шкуре домашних Вола, он ведь уже не удовольствуется просто клятвами.

— Верно, ты ведь вел с ним дела.

— С десяток лет, да. Даже надеялся, что он женится на Майе. Может, и к лучшему, что ничего из этого не получилось…

— Однако это был умный ход, — сказал господин Бербелек, — с антропардами: только они могли пробраться на землю Лотте, не растревожив ее тропардов. У Летиции их несколько дюжин, уникальная родовая морфа, ощущают любого чужака. Это было славно спланированное покушение, и оно должно было удаться.

— С другой стороны, сколько в Эгипте текнитесов фауны, способных сотворить подобных сигеморфов человека и зверя? Трое? Четверо? А Гипатия никогда не простит нападения на дом своей родственницы.

— Даже если кто-то из текнитесов признается, то что? Выращивать можно без проблем. А вот кто у него покупал? Посредник посредника посредника. И кто-то из них, полагаю, уже оказался в брюхе крокодила — и след оборван. Будь у Исидора один враг, дело оказалось бы очевидным. Но я слыхал, их у него столько, что они могут обмениваться взаимными обвинениями до бесконечности.

— Святая правда, святая правда, сам бы не сумел перечислить всех, кто готов убить за свободный доступ в Кривые Земли; все надеются на высокие доходы, хоть, сказать по правде, я и не пойму, с чего бы так. И будут еще убийства, это наверняка. Но так всегда бывает, когда появляется новый рынок, новый товар. Кстати, эстлос, как вам на вкус?

— Хм, конечно, можно и привыкнуть. Анеис, полагаю, мне необходимо разжиться оружием.

— Кераунетом?

— Нет, чем-то небольшим, на всякий случай, но чтобы от одного удара погиб даже бегемот. Кинжал, пусть будет кинжал.

— Понимаю, понимаю, — кивал Панатакис.

Через неделю он вручил кинжал Иерониму на том самом балконе. Условия, подписанные с Африканской Компанией, обещали Панатакису доходы настолько высокие, что безопасность господина Бербелека внезапно сделалась для старого комиссионера делом более важным, чем безопасность внуков: человек глядит человеку в лицо, человек жмет человеку руку, в то время как Купеческий Дом не обладает ни волей, ни честью, ни морфой, и после смерти господина Бербелека придется начинать переговоры с эстлосом Ануджабаром сызнова.

А вот дело с первой просьбой Иеронима продвигалась куда медленнее. Панатакис посылал господину Бербелеку через своих людей письма с кусочками найденной информации; и их было не слишком много.

«Жила в Александрии в годах 1174—76, 1178–1181, 1184 и, с перерывами, после 1187. У эстле Летиции Лотте, у эстлоса Дамиена Шарда, какового считали ее любовником (погиб на океаносе в 1186), и в нанимаемом ею дворце на Старой Канобской. Якобы прошлая Гипатия принимала ее в приватном порядке. Кредитные письма на крупные суммы из банков в Византионе и Земли Гаудата».

«Участвовала как минимум в трех джурджах, в 1192 и 1193».

«В 1176, когда были раскопаны катакомбы Пифагорейских Повстанцев, выкупила, опередив Библиотеку, три лучше всего сохранившихся свитка».

«Видели ее в Гердоне».

«Несколько лет тому кружил слух, что она участвовала в черной олимпиаде; но оказалось, что рисунок, на который ссылались, представлял триумфаторов XXV черной олимпиады, года 964 ПУР».

Господин Бербелек послал письменный запрос, в какой дисциплине принимала участие двойник эстле Амитаче.

«В Ста Тварях».

«Якобы совершила Паломничество к Камню».

«Неизвестен никто из ее родственников. Вспоминала о матери, которая „правит на востоке“. Ничего не известно о мужьях или детях».