Александр Дюма - Замок Эпштейнов

— Относительно иностранных языков, — продолжал Эберхард, — могу вам сказать, что мои знания английского и французского достаточны, чтобы переводить и комментировать с листа Мольера и Шекспира. Но если вы хотите, чтобы я еще глубже проник в мысль этих великих гениев, если вы хотите, чтобы вслед за буквой текста я постиг его дух, то обещаю вам, доктор, что вы найдете во мне если и не очень сообразительного, то чрезвычайно внимательного и старательного ученика.

Максимилиан и Блазиус не могли прийти в себя от удивления.

— Но, Эберхард, — воскликнул граф, — кто же мог научить вас всем этим премудростям в вашем одиночестве?

— Само мое одиночество, — ответил Эберхард, почувствовав, что сейчас нужно быть вдвойне осторожным. — Я просто брал с собой в лес книги из нашей библиотеки: грамматики, исторические хроники, трактаты по математике — и изучал их до тех пор, пока полностью не постигал их смысла, а потом дополнял прочитанное размышлениями. Конечно, мне было нелегко, особенно трудно дались мне точные науки, но, благодаря терпению и упорству, я преодолел все трудности. И вот однажды мне случайно попалась под руку программа требуемых знаний для поступающих в государственные школы. Какова же была моя радость, когда я обнаружил, что с уверенностью могу сдавать экзамены как в военные школы, так и в университеты. Так что если даже я буду представлен ко двору, то вам, отец, не только не придется краснеть за меня, но, возможно, вы будете гордиться мной.

— Это невероятно! — воскликнул граф. — Это чудо, доктор, настоящее чудо! Надо расспросить его подробнее, потому что я все-таки не могу в это поверить. Пойдемте скорее, доктор, мне не терпится окончательно убедиться в этом чуде. Пойдем, Эберхард, пойдем же, мой дорогой сын!

И граф увлек Эберхарда в столовую, которая находилась неподалеку.

Там доктор Блазиус устроил так называемому ученику экзамен, но вскоре стал понимать, что с его стороны было бы непредусмотрительно слишком углубляться в беседу с юным эрудитом, поскольку во многих областях науки знания его будущего ученика были если и не более обширными, то, по меньшей мере, более глубокими, нежели знания учителя. И в самом деле, благодаря своим выдающимся способностям, Эберхард во многом превзошел Розамунду, познания которой отличались некоторой поверхностностью. Вопреки привычной скромности, Эберхард держался самоуверенно: ему нравилось удивлять педантичного доктора Блазиуса с его строго классическим образованием.

— Это что-то небывалое! — заключил в конце концов ошеломленный профессор. — Это чудо, которым вы обязаны Богу, господин граф, и он послал вам его, конечно, не в возмещение вашей потери, но, по крайней мере, в утешение.

— Да, — сказал Максимилиан, — и эта радость даже заставила меня на какое-то мгновение забыть о трауре, который я ношу, и о горе, от которого разрывается мое сердце. Увы! Дорогой Эберхард, теперь ты можешь узнать о трагическом событии, о котором я не хотел тебе сообщать, не убедившись, что ты достоин славного имени твоих предков: твой старший брат, мой бедный Альбрехт…

— Что с ним? — встревоженно спросил Эберхард.

— Он умер, Эберхард… Смерть поразила его мгновенно, словно удар молнии, за три дня он сгорел от воспаления мозга. В двадцать один год! И это в то время, как перед ним открывалось блестящее будущее, обеспеченное ему моими усилиями и его талантами! Бедный юноша! Какие у него были способности! Как он был находчив, как ловко умел балансировать на скользкой почве двора, как быстро, с первого взгляда, ему удавалось распознать козни наших врагов и проворно ответить ударом на удар, как умело он выпутывался из самых сложных интриг! И Бог взял его у меня, понимаешь, Эберхард! Но он нанес мне только один удар, потому что теперь я обрел другого сына, не менее, чем Альбрехт, достойного моей любви и милости его императорского величества. Ты заменишь своего брата, сын мой. Теперь ты старший сын в семье и единственный наследник рода Эпштейнов, а тебе известно, к чему обязывает эта честь. Для тебя теперь начнется новая жизнь; так забудем прошлое и станем смотреть в будущее, не так ли? Отныне ты можешь полностью рассчитывать на любовь и поддержку своего отца. Я уже подумал о том, как тебе наверстать упущенные возможности и время. За это не беспокойся, сын мой!

Эберхард побледнел, и ноги у него подкосились. Он представил себе, как должна измениться его жизнь в связи с намерениями отца. Но поскольку та внутренняя борьба, которая происходила в душе Эберхарда, никак не отразилась на его лице, граф продолжал:

— Отныне, Эберхард, ты офицер австрийской службы. Понимаешь ли ты, что это значит? Вот твой патент, но это еще не все.

Граф подошел к стулу, взял лежавшую на нем шпагу и протянул ее сыну.

— Вот твоя шпага, — сказал он. — Ты должен был бы получить все это лишь через полгода, но, поскольку ты достоин этой чести уже сейчас, прими эту шпагу и этот патент из моих рук. Поверь, Эберхард, милости императора этим не ограничатся. Но об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз. Сейчас я слишком устал. Меня утомили и горькие, и радостные переживания: воспоминания, которые во мне пробудила встреча с тобой, горестные чувства, вызванные кончиной моего дорогого Альбрехта, и счастье от того, что я вижу тебя таким, каким даже и не мечтал увидеть. Побеседуйте пока с доктором Блазиусом, а вечером, Эберхард, мы снова встретимся, и я расскажу тебе о своих намерениях. Я уверен, что ты поймешь меня и станешь моим единомышленником. А пока, в ожидании нашей встречи, можешь предаваться радостным мечтам, мальчик мой; но все равно ты не сможешь себе представить, какое высокое предназначение ждет тебя при дворе, в Вене, куда мы с тобой отправимся через несколько дней.

Произнося эти слова, граф поцеловал ошеломленного Эберхарда, снисходительно похлопал по плечу доктора Блазиуса, который при этом склонился до земли, и вышел из комнаты.

— Через несколько дней я буду представлен ко двору! — бормотал потрясенный Эберхард, с тоской разглядывая патент и шпагу. — Через несколько дней… О Боже мой! Боже мой! Что она скажет, когда узнает об этом?

Он бросился вон из замка, не обращая внимания на крики доктора Блазиуса, который не имел желания следовать за ним:

— Ваша милость господин фон Эпштейн, не забудьте: через час ваш батюшка, господин граф, ждет вас к ужину!

Эберхард примчался в лесной домик и бросился искать Розамунду. Она гуляла в саду, том самом, который Эберхард разбил для нее. Юноша предстал перед ней бледный и задыхающийся, все еще сжимая в руке патент и шпагу.

— Что с вами, Эберхард? — спросила девушка.

— Вы спрашиваете, что со мной, Розамунда? Приехал граф и, как всегда, принес с собой беду.