Геннадий Гацура - Число зверя

— Да, я видела их рекламу на лошадях, — задумчиво произнесла дамочка и, еще раз, внимательно осмотрев сигарету, положила ее в пепельницу. Возможно, желтый фильтр напомнил ей цвет коровьей лепешки.

— Разрешите вам предложить сигареты, которыми не гнушалась, пока не бросила курить, и королева Англии, — Сергей протянул женщине помятую пачку, только что купленных в каком-то дрянном коммерческом ларьке дешевых сигарет. Отличало их от остальных лишь наличие на пачке короны, а так, дрянь дрянью.

Ирочка зыркнула шустрыми, сильно подведенными маленькими глазками по сторонам, быстро затушила свою сигарету в пепельнице, как будто боясь, что ее могут заподозрить в связях с грязными пастухами, затем выхватила из протянутой Сергеем пачки сигарету с золотым ободком, вновь чиркнула своей зажигалкой и жадно затянулась.

— Да, — скривила она рот в этакой покровительственной усмешке и, откинувшись на спинку стула, отставила руку с сигаретой в сторону, — неплохие, но, все же, не дотягивают до тех, что я курила на последнем приеме во французском посольстве.

Николаев с трудом подавил улыбку, заметив у нее под мышкой грубо и наскоро зашитый черной ниткой разошедшийся шов.

— Конечно, я понимаю, но куда нам до их дипломатов, — сказал Сергей, крутя в руке коробок спичек. Он решил окончательно добить эту наглую, пустую и никчемную бабенку. — Мы по грешной земле ходим, это вам приходится вращаться в высших кругах.

— Только там. С быдлом и «электроратом» мне не интересно, да и не по пути.

— А правду говорят, что сейчас в салонах столицы все женщины поголовно пользуются длинными мундштуками и курят пахитоски?

— Что курят? — Переспросила выпрямившись на стуле журналистка и, на всякий случай, бросила подозрительный взгляд на свою сигарету.

Николаев сделал вид, что не заметил подобной некомпетентности своей собеседницы и продолжил:

— Понимаю, у вас, людей элиты, это как бы возвращение к началу века, к модерну, — продолжал юродствовать Сергей. — Еще я слышал, что сейчас не модно говорить о литературе и новых авторах. Даже более того, модно подчеркивать, что никогда ничего не читал и даже писать не умеешь, только картинки в модных каталогах еще в силах рассматривать.

— Подумаешь, я тоже давно ничего не читала, — вставила «Ирочка-людоедка», рассеянно бегая глазками по залу, выбирая для себя очередного «лоха», а то от ее собеседника, похоже, ничего нельзя было поиметь, кроме пустых разговоров.

— А вы не расскажете мне, как писателю, не допущенному в ваши круги, свои впечатления о царящих среди элиты нравах? Мне все очень интересно. Знаете, я по крупицам собираю материал для своей книги о жизни и привычках новых русских в Москве. Вы, конечно же, вхожи во все их элитные салоны.

Бабенка при упоминании о новых русских и элитных салонах как-то сникла и почему-то заерзала на своем стуле, вероятно, у нее с ними были связаны какие-то не совсем приятные воспоминания. Да и вообще от Николаевских расспросов ей стало как-то неуютно за этим столиком.

— По правде сказать, — продолжал доставать Сергей ее, — мне очень хотелось бы узнать у вас о самом модном сейчас салоне мадам…

— Извините, мне некогда, надо переговорить с одним очень известным бизнесменом, — журналисточка вскочила, допила залпом из граненого стакана водку и зашарила своими подведенными глазками по столам. Как назло, никого из толстосумов, готовых поставить даме дармовую выпивку, не было.

Ирочка было направилась к столу, где сидело несколько в довольно сильном подпитии посетителей, но тут заметила входившего в кафе известного поэта, портреты которого в последнее время изредка мелькали на обложках журналов. В литературных кругах ходила легенда, что он получил за недавно изданный за рубежом сборник своих эссе бешенный гонорар. К нему, как к спасательному кругу, и устремилась собеседница Николаева.

— Ой, как раз вас я и ищу. Я хотела бы написать о вашей новой книге стихов.

— Какой книге? — Поэт был с крутого похмелья и поэтому туго соображал.

— Той, что недавно вышла в Англии.

— В Англии? — писатель боком протиснулся к стойке и буфетчица, уже увидев боковым зрением застывшее на лице современного российского классика страдальческое выражение, быстренько плеснула в бокал «сотку» водки. Это была обычная порцию, с которой он начинал свой поздний рабочий день. Поэт схватил дрожащей рукой бокал с сорокоградусной и, зажмурившись, направил родненькую по месту назначения. Через несколько секунд он открыл глаза, которые уже приобрели осмысленное выражение, и сказал буфетчице:

— Повторите, пожалуйста. И стакан томатного сока.

— Так, как насчет интервью, — журналистка понимала, что его надо было брать тепленьким, пока он еще не отошел от стойки бара и был способен заказать для нее хотя бы бокал вина. — Вы могли бы выделить мне полчаса своего времени для интервью о недавно вышедшей в Англии книге ваших стихов?

— У меня вышла в Англии книга стихов? Странно, но я об этом ничего не знаю.

— Ну как же, вы еще выступали по поводу ее выхода по телевидению.

— Я выступал по телевидению? — Еще больше удивился поэт. — По поводу выхода моей книги стихов? Странно. Когда? Это ж надо было вчера так надраться.

— В прошлую субботу.

— В прошлую субботу? Ах, вы про эту. Так она вышла в Испании. И это сборник эссе, где нет ни одной поэтической строчки. Он так и называется: «Ни грамма поэзии», — сказал поэт расплачиваясь и даже не делая попытки заказать что-либо «для дамы».

Ирочка не отставала. Она присела вместе с писателем за ближайший к стойке столик и достала из сумочки блокнот с ручкой.

Черт! Сергей мог на что угодно поспорить, что это был его «паркер» с золотым пером, таких он больше никогда не встречал. Подарок Светки на его день рождения. «Паркер» у него исчез вместе с сумкой после новогоднего посещения «домжура». Правда, они тогда с Игорем здорово поддали. Да и бабу он эту вспомнил, она вместе со своей подругой сидела за одним с ними столом и пила их коньяк. Все правильно, они с Игорешкой вернулись за стол, ни шикарной кожаной сумки, ни баб уже не было. Только поди докажи, что это их работа.

— Так где вы сказали, вышла ваша новая книжка? — переспросила дамочка.

Поэт молча ополовинил свою стопку и, запив ее томатным соком, посмотрел внимательно на журналистку.

— Это же ты у меня в прошлом году интервью для журнала брала. Меня до сих пор в краску бросает, когда я вспоминаю, что ты нам понаписала. Как же ты, дрянь такая, можешь браться за статью о поэзии, если не бельмеса в ней не смыслишь? Даже, правильно записать за мной не можешь! Это ж черт знает что, спутать «ямб» с «яром», а Маковского с Маяковским. Пошла вон отсюда, чтоб духу твоего здесь не было! — Поэт показал ей рукой на дверь.