Ким Ньюман - Эра Дракулы

Толпа расступилась, и сквозь нее прорвался кричащий человек, споткнулся и упал на колени. Его волосы и лицо покрывала кровь. Мургатройду разорвали пальто. Рот вампира разошелся, зубы пробивались неравномерными буграми. Это был тот самый «новорожденный», который кинул навоз в Джейго. Крестоносцы держали его за плечи, и кто-то воткнул сломанный шест ему в горло, погрузив в грудную клетку. Все отпрянули, как только копье пронзило юношу. С древка свисал обрывок знамени с надписью «Смерть…». Оно прошло мимо сердца мургатройда. Его ранило, но не насмерть. Упырь схватился за шест и принялся его вытаскивать, рыча и плюясь кровью.

Через дорогу Борегар видел Сент-Джеймсский дворец. Люди цеплялись за ограждение, пытаясь взобраться повыше, чтобы все разглядеть. На самую верхушку с решительным видом взгромоздился Дравот. Кто-то схватил его за ногу, но тот пинком скинул нахала прочь.

Раненый мургатройд побежал сквозь толпу, вереща, словно баньши, раскидывая людей вокруг, как манекенов в магазине портного. Борегар порадовался, что не попался на пути бывшего щеголя. Теперь уже Джейго кричал и выл, требуя крови. Он казался вампиром больше тех, кого проклинал. Проповедник вскинул руку вверх и ткнул кулаком в сторону дворца и белолицых созданий за ограждением. В общей сутолоке Борегар безошибочно расслышал треск выстрелившего ружья. На лацкане проповедника расцвела красная гвоздика. Он упал с повозки, но его поймала толпа.

Кто-то подстрелил Джона. Снова взглянув в сторону решетки, Чарльз увидел, что Дравот исчез. По груди Джейго расплылась кровь. Его сторонники прижимали тряпки к ране и к выходному отверстию. Пуля, похоже, прошла навылет, не причинив большого вреда.

— Я — голос, который не заглушить, — вопил крестоносец. — Я — дело, что не умрет.

А потом толпа ворвалась в парк и рассеялась, распространилась, разлилась, как вода, к Хорс-Гардс-Пэрейд и Бердкейдж-уок. Борегар наконец вздохнул полной грудью. В воздух палили. Повсюду вспыхивали драки. Солнце садилось.

Он не понял, свидетелем чему стал. Подумал, что Дравот подстрелил Джейго, но не чувствовал уверенности в этом. Если бы сержант хотел убить крестоносца, то, по мнению Чарльза, Джон сейчас был бы мертв, скорее разбросав мозги по булыжникам, а не пролив кровь. Клуб «Диоген» не брал на службу не умевших целиться стрелков с нетвердыми пальцами.

Вокруг показалось больше вампиров. Мургатройды сбежали, на их место пришли «новорожденные» с суровыми лицами и в полицейской униформе. Карпатский офицер скакал сквозь толпу на огромной черной лошади, размахивая окровавленной шашкой. «Теплая» женщина с разрезанным плечом пробежала мимо, прижимая к груди ребенка и опустив голову. Крестоносцы лишились внезапно обретенного преимущества, их ожидало поражение.

Чарльз потерял из вида как Джейго, так и Дравота. Проскакавшая мимо лошадь сбила его с ног. Когда он восстановил равновесие, то выяснил, что разбил часы. Впрочем, это уже не имело значения. День кончился, и Пенелопа не стала бы ждать Борегара так долго.

— Смерть мертвым, — закричал кто-то.

Когда улицы очистились, осталось на удивление мало изуродованных трупов. По сравнению с Кровавым воскресеньем это была всего лишь небольшая стычка. Годалминг, которого волочил за собой сэр Чарльз, с трудом мог сказать, что в Сент-Джеймс-парке случился какой-то бунт. Инспектор Маккензи, угрюмый шотландец, старался держаться подальше от комиссара. Замученный, опальный бюрократ, глупые подчиненные которого не могли поймать Джека-Потрошителя, исчез; он снова стал военным командиром, вершащим скорый суд под вражеским огнем.

— Это англичане и женщины, — пробормотал Маккензи, — а не чертовы готтентоты.

Оказалось, Христианский крестовый поход без всякого объявления провел митинг, намереваясь подать петицию в парламент. Крестоносцы требовали, чтобы отъятие чужой крови без согласия считалось преступлением, караемым смертной казнью. Несколько вампиров затесалось в людскую толпу — и последовало насилие. Неизвестный человек выстрелил в Джона Джейго, который сейчас приходил в себя в тюремном госпитале. Парочка «новорожденных» с хорошими связями утверждали, что на них напали «теплые», а мургатройда по фамилии Лионкур окончательно вывели из себя, так как сломанным флагштоком пронзили его лучший костюм.

Генерал Йорга, командир Карпатской гвардии, попал в драку. Теперь он в кирасе и длинном черном плаще стоял рядом с сэром Чарльзом и Годалмингом, обозревая последствия бунта. Йорга был старейшиной и вечно ходил с таким видом, словно земля, по которой он ступал, принадлежала ему. Рядом с ним находился Руперт Хентцау, совсем молодой с виду руританец, мысли которого по большей части занимала собственная униформа с золотой выпушкой. Он был столь же искусен в подхалимаже, сколь виртуозен, по слухам, в обращении с рапирой.

Сэр Чарльз мрачно улыбался сам себе, раздавая комплименты людям, которых считал собственной армией.

— Мы одержали значительную победу, — сказал он Годалмингу и Йорге. — Не потеряв ни единой жизни, мы полностью разбили врага.

Процессия разбежалась столь неожиданно, что марш Джейго не получил ни единой возможности для дальнейшего развития. Йорга скакал на лошади вокруг, разя людей направо и налево, но Хентцау с товарищами не успели прибыть на место действия, а потому стычка не переросла в масштабную резню.

— Зачинщиков надо поймать и посадить на кол, — сказал Йорга. — Вместе с их семьями.

— Мы в Англии так не поступаем, — заметил сэр Чарльз, не подумав.

Глаза карпатца загорелись гипнотической яростью. По мнению генерала, это была уже не Англия, а скорее, какое-то карманное балканское королевство.

— Джейго обвинят в организации незаконных собраний и подстрекательстве к мятежу, — заявил сэр Чарльз. — А его приспешники несколько лет будут колоть камни в Дартмуре.

— Джейго надо сослать в Чертов Ров, — встрял Годалминг.

— Разумеется.

Чертов Ров отчасти изобрел сам сэр Чарльз, приспособив к английским условиям систему, придуманную для колоний, при которой туземные военнопленные работали на империю, а гражданское население концентрировали в особых местах, чтобы люди не помогали собственным солдатам, сражавшимся с Великобританией. Годалминг знал, что по сравнению с условиями в таких лагерях тяжесть обычной каторги казалась легким бризом во время прогулки по Брайтону.

— А что насчет человека, который все это начал? — спросил Маккензи.

— Джейго? Я о нем только что сказал.

— Нет, сэр. Я имею в виду того идиота с пистолетом.

— Надо дать ему медаль, — сказал Хентцау, — а потом отрезать уши в наказание за то, что плохо целился.