Камиль Фламмарион - Неведомое

Ну вот, и мы находимся в таком же положении по отношению к звездной вселенной.

Солнце, гигантское сердце своей системы, источник жизни, сияет в очаге планетных орбит, и само тяготеет в звездном организме, еще более обширном. Мы не в праве отрицать, что мысль может пребывать в пространстве и управлять этими движениями, как мы управляем движениями наших рук и ног. Инстинктивная энергия, управляющая живыми существами, силы, поддерживающие биение нашего сердца, обращение нашей крови, дыхание наших легких, функции наших органов, — не существуют ли они в ином виде в материальной вселенной, управляя условиями существования несравненно более важными, чем наши? Если бы, например, потухло солнце или расстроилось бы движение Земли, то погибло бы не одно человеческое существо, а все население земного шара, не говоря о других планетах.

В космосе существует динамическое начало, невидимое и неосязаемое, разлитое по всей вселенной, не зависящее от видимой и весомой материи и действующее на нее. И в этом динамическом элементе зиждется разум выше нашего.

Да, конечно, мы мыслим посредством мозга, точно так же, как видим глазами, слышим посредством органа слуха; но не мозг наш мыслит и не глаза видят. Можно ли, например, поставить в заслугу зрительной трубе то, что она различает каналы на Марсе? Глаз есть орган. Мозг — такой же орган.

Психические загадки не так чужды проблемам астрономическим, как многим это кажется. Если душа бессмертна, если на небе — ее будущая отчизна, то познание души не может остаться чуждым познанию неба. Разве бесконечное пространство не есть область бессмертия? Поэтому немудрено, что астрономы всегда жаждали уразуметь, исследовать, познать истинную природу человека и мироздания. Нельзя ставить в вину директору Миланской обсерватории Скиапарелли, усердному наблюдателю Марса, профессору Целльнеру из Лейпцигской обсерватории, Круксу, бывшему астрономом прежде, чем стать химиком, профессору Рише, Уал-лэсу, Ломброзо и другим ученым то, что они пытались познать истинную природу наблюдаемых ими явлений. Истина — едина, и все заключено в пределах природы.

Осмелюсь прибавить, что для нас не было бы даже большого интереса в изучении звездной вселенной, если б мы были уверены, что она навеки останется нам чуждой. Бессмертие в светилах небесных кажется мне логическим дополнением астрономии. Чем могло бы интересовать нас небо, если б мы жили на земле один лишь день?

Психические науки очень отстали от наук физических. У астрономии был свой Ньютон, биология остановилась на Копернике, а психология имела только Птоломеев и Гипархов. Все, что мы можем сделать теперь, — это собирать наблюдения, приводить их в систему и помогать первым шагам новой науки.

Но мы еще далеки от создания теорий. Прежде всего важно удостовериться, действительно ли существуют явления, о которых идет речь. Сначала констатируем факты, теории явятся уже потом. Эта книга будет состоять главным образом из наблюдений, примеров, свидетельств, удостоверений. Как можно меньше предположений. Важно накопить возможно большее количество доказательств, с тем, чтобы получить уверенность в существовании подобного рода фактов. Мы попытаемся методически подбирать явления, группируя их по аналогии друг с другом и пытаясь найти им объяснение. Эта книга не роман, а сборник документов, тезисов научного исследования.

Наша программа известна. Всякий, кто пожелал бы следовать за нами, убедится, что если у предлагаемого труда есть какая-нибудь заслуга, то она заключается именно в искренности. Мы желаем убедиться, что таинственные явления, свидетелем которых, начиная с глубокой древности, было человечество, действительно существовали, и мы не имеем иной цели, кроме поиска истины.

Множество людей одержимы странной близорукостью, и свой узкий горизонт принимают за пределы вселенной. Всякие новые открытия, всякие новые идеи пугают их, приводят в ужас. Им не хочется, чтобы хоть в чем-нибудь изменился обычный строй вещей. История прогресса человеческих знаний является для них мертвой буквой.

Смелость мыслителей, изобретателей, реформаторов кажется им преступной. Они, вероятно, воображают, что человечество всегда было таким, как теперь; они не помнят ни каменного века, ни открытия огня, ни изобретения жилищ, перевозочных средств, железных дорог, ни великих побед, одержанных человеческим разумом, ни открытий науки. Натура этих господ напоминает рыб или моллюсков. Спокойно сидя в своих мягких креслах, они сохраняют невозмутимое самодовольство. Они совершенно неспособны допустить то, чего сами понять не могут. Во все века, во всех стадиях цивилизации можно встретить таких людей, спокойных, невозмутимых, не лишенных, однако, чванства, которые напрямик отрицают все, еще не изведанное. Если проследить историю, то натолкнешься на множество подобных примеров.

Школа Пифагора, отрешившись от ходячих представлений о природе, возвысилась до открытия суточного движения нашей планеты. Что общественное мнение всполошилось и возмутилось этой гениальной идеей, это еще понятно: нельзя требовать от слона, чтобы он вспорхнул на орлиное гнездо. Но такова сила пошлых предрассудков, что многие, даже просвещенные, умы оказались неспособными возвыситься до этого понятия: таковы Платон и Архимед, хотя они и были блестящими мыслителями.

Мало того, астрономы Гиппарх и Птоломей не могли удержаться от смеха над такой нелепостью. Птоломей называет теорию вращения Земли забавной: "Чтобы Земля вращалась! Да пифагорейцы просто с ума сошли, у них у самих, верно, голова идет кругом!"

Сократ принужден был выпить яд из-за того, что отрешился от предрассудков своего века. Анаксагор подвергся преследованиям за то, что посмел утверждать, что Солнце больше Пелопоннеса. Две тысячи лет спустя Галилея преследуют современники за то, что он смел провозглашать необъятность вселенной и ничтожность нашей планеты. Искание истины движется медленными шагами, но страсти и интересы, затуманивающие рассудки людские, остаются неизменными.

И сомнения все не прекращаются, несмотря на множество доказательств в новейшей астрономии. У нас имеется в наших библиотеках любопытное сочинение, изданное в 1806 году и специально направленное против теории вращения Земли: автор его чистосердечно уверяет, что никогда не поверит, что Земля вертится, как каплун на вертеле. Этот почтенный каплун был, однако, очень умный человек (что иногда не ограждает от невежества); его звали Мерсье, и он был членом Института.

Я лично присутствовал на заседании Академии Наук, когда Демонсель демонстрировал фонограф Эдиссона перед ученым собранием. Во время демонстрации аппарат послушно принялся рапортовать фразу, занесенную на его валик. Тогда один академик, пожилых лет, с умом, начиненным, пропитанным традициями классической культуры, пришел в благородное негодование и, бросившись на представителя Эдисона, чуть не задушил его, восклицая: "Негодяй! Мы не позволим себя морочить какому-то чревовещателю!" Это был член Института Бульо, а происходила эта сцена 11 марта 1878 года. Однако академик не успокоился: полгода спустя в подобном же заседании он счел долгом объявить, что, благодаря скрупулезному исследованию вопроса, он укрепился в своем мнении насчет чревовещательства. Словом, по его взгляду, фонограф — не более, как акустическая иллюзия.