Камиль Фламмарион - Неведомое

Каким путем рождаются образы, подобные тем, что посетили во сне композитора Тартини? Каким путем возникают они? Это трудно сказать, и не потому, что вопрос является неразрешимым, а потому, что обычно в подобных случаях, как правило, какие-нибудь подробности, которые могли бы дать ключ к разъяснению сна, были пропущены самим рассказчиком, считавшим их неважными. Очень возможно, что этот образ черта, примешавшийся к интеллектуальной работе композитора, имел свое raison d'etre и свое объяснение в каких-нибудь мыслях, промелькнувших в уме композитора, в каком-нибудь художественном представлении, в рисунке или изображении духа зла, виденном им раньше.

Но это пункт второстепенный. Обратим еще раз внимание на то, каким образом зародился сон: мысль Тартини была поглощена музыкальной композицией, которую он писал; как часто бывает в умственном творчестве, идея не созрела, и вот сначала не получалось никакого результата; но во время сна, и невзирая на сон, начатая работа закончилась и дивная мелодия как бы вылилась струей из тайников мозга композитора.

Не будь этого напряжения, этого предыдущего усилия разума, не было бы и сновидения, — это несомненно; подобная мозговая работа всегда касается только тех специальных предметов, которые изучаются данным лицом, того искусства или науки, которым он предается со страстью.

Гратиолэ рассказывает следующий, довольно мрачный сон.

«Несколько лет назад, изучая со своим профессором Блэнвилем строение мозга, я препарировал довольно значительное число мозгов, человеческих и животных. Я тщательно снимал с них пленки и опускал в спирт. Таковы были условия, предшествовавшие сновидению, которое я намерен сообщить.

Однажды ночью мне приснилось, будто я извлек из головы свой собственный мозг. Я снял с него все оболочки и опустил в спирт, затем по прошествии некоторого времени опять вложил в свой череп. Но мне казалось, что от действия спирта мой мозг значительно съежился и уменьшился в объеме. Он уже не наполнял коробки черепа, а как будто болтался в ней; это ощущение так поразило меня, что я проснулся в ужасе, как от кошмара.

Вот действительно странная, нелепая игра воображения, но она не беспричинна. Действительно существует явное отношение между этим сном и предметами, в то время особенно поглощавшими мои помыслы. Очень вероятно, что в тот момент, когда я воображал, что препарирую чей-то чужой мозг, какая-нибудь причина заставила меня более ясно ощутить свою собственную голову. Я подумал одновременно о моей голове и о препарируемом мозге; эти две мысли слились, и отсюда логично и естественно вытек конец сновидения».

Физиолог Аберкромби приводит по поводу таких же исследований очень курьезный сон, явившийся также последствием озабоченности одной настойчивой мыслью.

«Один мой знакомый, — говорит он, — кассир в большом глазговском банке, однажды сидел в своей конторе, когда явился какой-то вкладчик, требуя уплаты шести фунтов стерлингов. В конторе дожидалось своей очереди много других лиц, пришедших раньше него, но он был так нетерпелив, так необуздан, и, в особенности, так невыносим своим заиканием, что дожидавшиеся попросили кассира удовлетворить его требование поскорее, чтобы избавиться от него. Кассир с неудовольствием исполнил эту просьбу и забыл отметить эту выдачу в шнуровой книге. В конце года, месяцев через 8–9, он никак не мог подвести своего баланса — все получался недочет в шесть фунтов. Несколько дней и ночей мой приятель искал, где причина дефицита, но никак не мог найти. Наконец однажды, утомившись тщетными розысками, он пришел домой и лег спать; ему приснилось, что он у себя в конторе, что к нему явился заика, и вот сразу все подробности сцены ожили в его памяти. Он проснулся с головой, полной этим сном, и с надеждой, что он наконец отыщет недочет.

В самом деле, просмотрев свои книги, он убедился, что эта сумма не была занесена своевременно в расход, и что она как раз соответствует недочету».

Как видите, этот сон разоблачил кассиру лишь то, что ему было уже раньше известно; но воля долго оставалась бессильной пробудить воспоминание, погребенное где-то в тайниках памяти. Между тем забота одолевала человека, ум его долго и сильно напрягался в одном и том же направлении. Кончилось тем, что среди этого усилия мысли, среди этой работы, сперва непроизводительной, мозговые клеточки, где сохранялся ряд образов, пришли в действие и в заключение составили отчетливое представление о случае, тщетно искомом во время ночной работы.

Многие сны, по-видимому, телепатические, в сущности, относятся к такому же порядку, и этим мы могли бы объяснить не один случай явления мертвых. Физические влияния и бессознательная переработка мыслей и образов, скрытых в мозгу, объясняют большинство сновидений. Нам важно было дать себе отчет в этом физиологическом процессе, чтобы судить научно о фактах, которые нам предстоит анализировать. Я получил на свой запрос множество рассказов о таких сновидениях, которые объясняются физиологически и которые мы здесь не станем приводить.

Но психические сны вне нас самих могут влиять на наш ум во время сна точно так же, как и в состоянии бодрствования. Психические явления, привиденные в главе III, наблюдались различными лицами наяву в совершенно нормальном состоянии, в полном обладании всеми интеллектуальными способностями. Туда мы не включили явлений, принадлежащих к области снов, потому что, по нашему мнению, эти явления — уже совершенно другого порядка и характера. Нам кажется, что на них менее можно полагаться, так как снов — неисчислимое множество, и если могут произойти совпадения, то в виде противовеса им являются еще более многочисленные случаи, когда никаких совпадений не бывает.

С другой стороны, сны всегда немного туманны и подвержены колебаниям памяти. Не думаю, однако, что было бы логичным оставлять их без внимания. Многие из этих видений во сне представляют для наблюдателя особенную важность и, без сомнения, могут открыть нам много интересного о свойствах и способностях человеческого духа.

В предыдущей главе мы старались доказать психическое действие одной души на другую; теперь мы вступаем в более сложный мир сновидений.

Выше приведен был интересный случай, связанный с состоянием сна. Молодая девушка в Париже увидела во сне свою мать, умиравшую в провинции и призывавшую ее проститься с ней. Бриер де Буамон относит этот сон к числу галлюцинаций, с оговоркой, однако, указывающей на психический характер данного явления.

Теперь я предложу читателю выборку из писем, полученных мной в ответ на мой запрос. Эти выдержки касаются видений и явлений умирающих во время сна. Они не менее интересны и убедительны, чем первые.