Барбара Роден - …Наступит уготованное для них

Я было испугался, что Холмс не отнесется к утверждению попутчика снисходительно, но мгновение спустя мой друг улыбнулся.

— Возможно, это не так и плохо, мистер Лоу, — заметил он, — поскольку в финале пьесы Горацио — один из немногих, кто остается в живых, в то время как принц Датский, надо полагать, из первых рук узнает, верны ли его взгляды на мир духов.

Флаксман Лоу рассмеялся в ответ:

— Хорошо сказано, мистер Холмс. — Затем лицо его посерьезнело. — Вы упомянули аббатство Лаффорд. Могу я спросить, чем вас заинтересовал этот дом и его покойный владелец?

Холмс пожал плечами.

— Что касается бывшего владельца, то я ничего о нем не знаю, кроме того, что он умер в прошлом году. Сам дом, однако, является целью нашей поездки, так что меня интересует все, что с ним связано. — Он задумчиво посмотрел на Лоу. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что и вы направляетесь в аббатство Лаффорд и что позвал вас туда мистер Джон Фитцджеральд по весьма беспокоящему его делу.

— Вы совершенно правы, мистер Холмс, — согласился Лоу. — Мистер Фитцджеральд написал мне письмо, в котором спрашивал, не смогу ли я расследовать ряд событий, внушающих тревогу его семье, поскольку местная полиция не в состоянии с этим справиться.

— А мы получили похожее письмо от миссис Фитцджеральд, — сказал Холмс. — Судя по всему, мистер Лоу, есть возможность на практике сравнить наши методы. Интересно посмотреть, каковы будут результаты.

— В самом деле. — Лоу помолчал, переводя взгляд с одного из нас на другого. — Вы говорите, что ничего не знаете о Джулиане Карсвелле, не считая нескольких фактов относительно его смерти. Если позволите, я могу просветить вас насчет личности покойного владельца аббатства Лаффорд.

— Буду премного обязан, — ответил Холмс. — Пока я брожу впотьмах, и любые сведения, которые вы можете сообщить, крайне полезны.

— Не удивлен, что вам мало известно о Джулиане Карсвелле, — сказал Лоу, откинувшись на спинку сиденья и забросив руки за голову. — Знавшие этого человека люди, и я в том числе, считали, что у него задатки выдающегося преступника. Тем не менее он никогда не преступал человеческие законы.

Мой друг удивленно поднял брови.

— Вы хотите сказать, что он преступал иные законы?

— Да, мистер Холмс. Карсвелл интересовался оккультизмом или черной магией — называйте как хотите — и располагал средствами, позволившими ему полностью посвятить себя этим занятиям. Правда, о том, как он приобрел эти средства, ходило немало слухов. Он любил шутить о своих несметных богатствах, однако никому из тех, кого я знал, никогда не позволялось их увидеть. Мистер Карсвелл написал книгу о колдовстве, к которой с презрением относилось большинство читателей, пока не выяснилось, что он подходит к оккультизму с более практичной стороны, чем можно было бы предполагать.

— Практичной? — переспросил я. — В каком смысле?

Наш спутник немного помолчал, а затем с серьезным видом продолжил:

— Кое-кого из тех, кто имел дело с мистером Карсвеллом, постигла судьба, которую можно было бы назвать… странной. Например, некий Джон Харрингтон, написавший разгромную рецензию на книгу «История колдовства», умер при невыясненных обстоятельствах, а Эдвард Даннинг, можно сказать, спасся чудом.

На этот раз уже я издал удивленный возглас, и Холмс с Лоу повернулись ко мне.

— Эдвард Даннинг, член… ассоциации? — спросил я.

— Да, — с некоторым любопытством ответил Лоу.

Холмс озадаченно воззрился на меня.

— Вы что, его знаете?

— В некотором роде, — ответил я. — Он пришел ко мне по рекомендации соседа года полтора назад, и мы подружились. А потом Эдварда серьезно напугала поразившая весь дом болезнь, и я пригласил его на ужин.

— Когда именно это было? — спросил Лоу, вдруг оживившись.

— Ну… — я немного подумал, — весной прошлого года, насколько я помню, в апреле. Двое его слуг внезапно заболели — подозреваю, отравились едой, — и бедняге стало не по себе, так что я пригласил его в наш клуб. Похоже, он был рад общению со мной и не желал уходить, словно его не тянуло домой. Помню, он был тогда взволнован и рассеян, будто его мысли постоянно занимала некая проблема.

— Вы недалеки от истины, доктор, — серьезно сказал Лоу. — Причиной волнения Эдварда Даннинга был Карсвелл и некоторые шаги, которые тот предпринял тогда же; шаги, едва не приведшие к смерти Даннинга.

— К смерти?! — воскликнул мой друг. — Уж это наверняка поставило Карсвелла вне закона?

— И да и нет, — помолчав, ответил Лоу. — Видите ли, джентльмены, этот человек был очень умен. Он обладал знаниями, позволявшими отомстить любому, оставаясь вне подозрений. Ходили слухи, что он пишет на тему магии еще одну книгу, хотя она так и не была опубликована. К несчастью для Карсвелла, он столкнулся с двумя людьми — один из них Эдвард Даннинг, — которые были готовы воспользоваться собственными методами и избежать неприятностей, обратив средства злоумышленника против него самого.

— По вашему мнению, Карсвелл прибегал к сверхъестественным методам для достижения своих целей? — удивленно спросил мой друг.

— Именно это я и хочу сказать, мистер Холмс, — серьезно ответил Лоу. — Соглашусь со словами святого Августина: «Credo ut intelligam». [2] Верю, чтобы познать (лат.) .

Холмс покачал головой:

— Боюсь, что вынужден занять сторону Петрарки: «Vos vestros servate, meos mihi linquite mores». [3] Служите своим обычаям, мне же оставьте мои (лат.) . Любое явление, сколь бы странным оно ни казалось, можно объяснить естественными причинами. Наверняка ваш опыт, мистер Лоу, говорит о том, что этот человек способен на немалое зло, но не стоит приписывать его потустороннему миру.

— Что касается вашего последнего замечания, мистер Холмс, то я полностью с ним согласен. Разница же, на мой взгляд, состоит в нашем желании принять тот факт, что далеко не все видимое, слышимое или ощущаемое имеет рациональное объяснение. К каждому новому делу я подхожу с ясной головой, и моя радость не имеет границ, когда нечто, кажущееся сверхъестественным, в итоге получает вполне логичное объяснение, пригодное для доказательства в суде. Тем не менее я считаю, что мы стоим на рубеже непознанного мира и лишь смутно осознаем его влияние, улавливаемое нашими неподготовленными чувствами. Возможно, когда-нибудь этот иной мир будет постигнут и нанесен на карту столь же подробно, как любая известная страна на земле. Однако пока можно лишь медленно двигаться вперед, укладывая разрозненные фрагменты головоломки в надежде, что со временем они образуют единую картину.

Странно было слышать подобные речи в столь прозаической обстановке, как купе первого класса катившегося среди мирных английских пейзажей поезда. Но хмурое выражение лица Флаксмана Лоу и его твердый тон не оставляли сомнений: он говорил серьезно. От меня не укрылось, что его слова произвели впечатление на Холмса, а когда тот ответил, его голос звучал намного сдержаннее и примирительнее, чем несколько минут назад.