Юлия Ламичева - Пастухи призраков (СИ)

– Что, правда? – ахнул Рома.

Лена покрутила пальцем у виска.

– Ну, ты уж совсем… того.

– Просто со мной вышло наоборот, – уныло объяснил он. – Вдруг из-за неправильного употребления мазь сработала в обратную сторону? Не пресечение контактов, а… завязывание. Я имею в виду напавшую на меня тварь. Такое может случиться, Иннокентий Германович?

– Наелся бы стирального порошку, и не то б напало, – проворчала Лена.

– Рома, запишите номер моего телефона, – сказал Иннокентий. – Понаблюдайте за собой, если что-то будет беспокоить, звоните.

– Папа, ты ему потакаешь?! Да он…

– Рекомендую воздержаться от любых веществ, влияющих на психику, вы меня понимаете? Алкоголь и другие депрессанты в том числе. Скомканная у нас получилась встреча, Лена, и внучку толком не повидал. Ты не будешь против, если я на днях загляну? В детское время?

– Пап, ну что ты кокетничаешь!

***

Насмотревшись фильмов про живых мертвецов, новенькая продавщица болтала в подсобке: «Я бы подбежала к этим мёртвым и долго их щупала, пытаясь убедиться, что они реальны, что это не розыгрыш. Мне слишком хочется чудесного, пусть даже страшного чудесного!». Лена сочла её идиоткой.

«Непознанное», оно же «чудесное», шло пятым номером в Ленином Списке Ненависти – следом за зимой. Её собственный опыт полностью укладывался в выражение «жирный песец». Вероятнее всего, данное выражение характеризует любой истинный опыт общения с «непознанным», поэтому то, что у Лены имелись некоторые, гм, особенности , и даже то, что она ими пользовалась, вовсе не означало, что ей было хоть какое-то дело до всей этой чепухи.

После бабушкиной смерти в целомудренно-нафталиновой квартирке с салфеточками-ришелье, пёстрыми дорожками и вышитыми подушечками завелись тараканы и бутылки, а под потолком повис табачный дым. Одиночество грозило дурдомом, поэтому люди приходили, уходили и были неважны, важно было не оставаться одной, особенно ночью. Вылетев за пьянку и прогулы из ветклиники, Лена не слишком расстроилась, так как к тому времени поняла, что не годится для медицины. Соответственно, держать второй раз экзамены в ветакадемию также сделалось излишним. Финансовые проблемы Лена решила дрессировкой собак, а проблему перенаселённости квартиры решил Серёга.

Он курил траву вместо сигарет, предпочитал пиво чаю, в пьяном виде много болтал и рыдал, а ещё постоянно стрелял деньги без намерения вернуть – за это и просто за склочность Серёгу регулярно били. Про работу в контексте зарабатывания Серёга говорил, что это «не его», работу в контексте творчества одобрял, но «ему было нечего сказать миру». И всё же Лена пришла к выводу, что, раз уж она утратила способность к одиночному проживанию, проще терпеть Серёгу, чем толпу непонятно кого. Вместе с Серёгой в доме появились книги про непознанное, так что Лена несколько подлатала образование в вопросах расширения сознания, внетелесных похождений и снов. Она была твёрдо убеждена, что говорить о некоторых вещах с теми, кто их не испытал, бесполезно, те же, кто испытал, ни о чём таком разговаривать не станут ни при каких обстоятельствах. Тем более писать, например, книги. Убеждение это Лена держала при себе.

Серёга расширял сознание с трогательным усердием всем, что попадалось под руку. Однажды, заскучав от невозможности разжиться чем-то романтичней сиропа от кашля, бедолага сварганил летательную ведьминскую мазь по рецепту, скомпилированному из кучи мутных источников, только жира младенцев и кошачьих мозгов не достал (по правде сказать, не слишком пытался). В результате получилась зловонная фигня, от которой Серёгу сутки тяжело глючило с бессвязным сюжетом. Не подвернись умевший подворачиваться на редкость вовремя папа, Лене пришлось бы сдать психонафта на милость бюджетной наркологии (запой на дому анонимно; тараканы, мыши, муравьи). Оклемавшись, Серёга пришёл к выводу, что мозги с жиром задают конечную точку полёта, однако развивать тему он не стал, найдя бесперебойный источник дешёвой кислоты. Тем более Иннокентий настаивал, что ключевую роль играет состояние духа реципиента, а Серёга всё же не ощущал себя убеждённым сатанистом.

Привидься Роме вместо волка хомяк, вчерашняя история легла бы в пыльную папку памяти рядом с описаниями белых горячек и кошмарных трипов Лениных знакомцев. Двойная Димкина голова тоже настораживала – в сочетании с откровениями от Нюси. Интересовал также ворон. Проворонив за размышлениями покупателя, которому можно было легко впарить мешок маек с миккимаусами, Лена уронила Сашка об его собственные шнурки, чтоб не лыбился, гадёныш, взяла себя в руки и выкинула всю эту чушь из головы.

***

Треньканье мобильника омрачило ритуальное выкуривание последней сигареты перед сном (когда-нибудь до Лены дойдёт, как сменить поганую мелодию). Наверно это случится тогда, когда она купит кондиционер. Полезная всё же штука, только от него всё время кашляешь. Кстати куда хуже, чем от сигарет.

– Привет, как насчёт кое-куда прокатиться? – бодрые интонации Роминого голоса вызвали у Лены недобрые предчувствия.

– Завтра я работаю, – ответила она.

– Тогда послезавтра, крайний срок. Не спать дольше я просто не в состоянии, и так крыша едет. Иннокентий Германович запретил чего-либо принимать, только и делаю, что слежу за собой, как бы не отключитья. У меня проблемы… даже не знаю, как сказать, но меня это пугает.

После дегустаций диатезной мази Рома забрал Нюсю на праздник, оставил наслаждаться программой, а сам сбежал на свидание с матрасом. В него сразу же вцепилось нечто и принялось «тянуть из тела». Рома сопротивлялся изо всех сил, в результате чего проснулся. До вечера он изо всех сил списывал происшествие на нервное истощение, однако ситуация повторилась, когда, вернув Нюсю домой, Рома улёгся в кровать. Развлечения продолжались всю ночь. Во время рассказа слово «волк» ни разу не было произнесено, точно Лена с Ромой сговорились заранее. Произносить его не было никакой необходимости. Утром Рома позвонил Иннокентию Германовичу, тот обещал консультацию понимающего человека.

– А я тебе зачем? – холодно поинтересовалась Лена. – Езжай и консультируйся.

Рома долго мялся в телефонной трубке, подбирая выражения.

– Лен… не обижайся, но…. Я не спятил – уже скоро, но пока нет. Лен, я его боюсь.

– Консультанта? Детский сад. Ты же с папой поедешь.

– Как раз Иннокентия Германовича я и боюсь, – промямлил Рома. – Он отморозок. Очень правильное русское слово для таких людей. У меня на них чутьё, из-за мамы.

– Разве твоя мать врач? Ты вроде говорил, она журналист.

– Журналист, да. Это не важно. У неё тоже беда с эмпатией, на почве целеустремлённости и энтузиазма. Они ещё и энергичные как кролики на батарейках, невыносимая комбинация для… для обычных людей.