Юлия Ламичева - Пастухи призраков (СИ)

О дерматите история и Лидка умалчивали, хотя Анна им, скорей всего, не страдала – то ли по темноте, то ли работа в торговом центре вредней для кармы, чем погубление соседей.

Гусева Катерина Степановна, 1938 г. р., дер. Екимцево

«Мама мне рассказывала. Наш отец был председатель колхоза. Нас было четыре сестры и брат. Брат всё болел. Отец пошёл к Анне, пригрозил, чтоб брата вылечила. Анна взяла петуха, воткнула нож ему в горло. Вытащила нож, петуха бросила. Он, как ни в чем не бывало, улетел. Анна сказала, что брату можно помочь. Ночью брат умер, и Анна, в поле её нашли. Не справилась, старая уже была. Говорят, в молодости губернаторшу от туберкулёза вылечила».

Взглянув на часы, Лена погасила свет. Вместо того чтобы любезно отключиться до утра, мозги раз за разом прокручивали колесо, в котором мелькали Лида, петухи с ножом у горла и Галка в зелёном желе. Дядя Ваня, дядя Ваня, на берегу сидит и купаться не велит. Чаем поил. С печеньем, но не с вареньем.

***

Под веками мельтешили радужные пятна вперемешку с мушками белого шума. «Лена, закрой глаза, спи и не подглядывай», – говорит бабушка. Веки тонкие, сквозь них пробивается свет лампы. Оранжевый свет: бабушка накидывает на лампу халат, чтобы не будить Лену с тётей Идой, а сама вяжет салфеточки и носки. Спит бабушка мало, у них полон дом носок и салфеточек, бабушка отдаёт их подруге, а та продаёт у метро. «Закрой вторые глазки», – шепчет Нюся. Дядя Ваня сидит возле речки. Глаза вдавились в череп. Лена перепугалась, отряхнула начинавшийся сон, как собака – воду. Поток устремился в неё, облизывая миллиардами светящихся язычков.

Счастье не нуждается в поводах и причинах. От счастья не умирают, но испытать его по-настоящему можно только перестав быть человеком. Люди не заточены под настоящее счастье. Их предназначение, если таковое существует, явно заключается в чём-то другом (по мнению Лены и древних религий мира, это – геморрой). Лена блаженно таяла в потоке, будь она в состоянии рассуждать, ей хотелось бы одного – пусть всё остаётся как есть. Вечно. Но ни думать, ни хотеть она больше не могла.

Рывок вверх.

Лена села, полная решимости уничтожить козла, обломавшего самый невероятный кайф в её жизни. Перед ней недвижно колыхался поток. В травянистой глянцевой ряби дрейфовала мелкая полупрозрачная нечисть в форме гондонов, пуча глазки, помахивала белёсыми ручками-плавниками. На секунду Лену посетила ужасная мысль, что она научилась видеть микробы и теперь останется такой навсегда. Что-то похожее ей уже попадалось, но где? Хаттифнатты. Из книжки про Муми-троллей, только те плавали на лодках и жглись электричеством. Лена потянулась к воде, интересуясь поймать хоть один идиотский глюк и рассмотреть поближе.

– Пожалуйста, не трогайте воду, – вкрадчиво, но твёрдо произнесли сзади.

Привалившаяся к Лениному боку Фанта загудела. Снова, значит, увязалась.

Китаец Ваня сидел на корточках у самой кромки слегка пенящейся зелени, сузившейся до размеров тривиальной говнотечки. Ван Юн, теперь Лена знала его настоящее имя. По правде сказать, она с трудом различала китайцев, а их манера улыбаться наводила её на мысли о тяжёлых неврозах. Тем не менее, Ван Юн был слишком никакой. Разглядывать его было столь же информативно, как пялиться на метлу или лопату у него в руках (ни того, ни другого при нём в данный момент не было, и от этого маленькая фигурка вызывала беспокойство, точно лишённая одной из конечностей). Лену грызла обида: проворонить такой приятный способ послать существование лесом! В следующий раз может повезти значительно меньше. Замочить придурка тапком…

В правом кулаке обозначилось нечто тряпичное и твёрдое, с рифлёной подошвой, и распалось прежде, чем Лена сообразила, что это было – на неё налетела Нюся.

– Мама! – верещала она. – Ты упала в воду и таяла, как сахар в чайнике таяла, а дядя Ваня тебя достал!

– Достал, ага, – Лена и встала (предварительно убедившись, что ноги по-прежнему в её распоряжении).

– Здравствуйте, – сказал Ван Юн. – Вам лучше, это хорошо.

– Спасибо. Просто было так…

Ван Юн кивнул. Без улыбки.

– Нюсь, поиграй пока сама, мне надо с дядей поговорить. Не вздумай лезь в эту, блин, лужу!

– Ей не будет вреда, – заверил Ван Юн.

– Я поймаю рыбу! – рядом с Нюсей в пустоте повисла палка вроде тех, которыми она «рыбачила» у Димки на даче (рыбалка и удочка заканчивались поимкой ротвейлера, мигом превращавшего её в щепки). Палка напоминала призрак белой… ну, или бурой дамы в галерее ночного замка, но мало по малу утратила призрачность в Нюсиной ручке, даже грязью обросла. Хотя грязи, равно как и земли, вокруг не наблюдалось – ничего, кроме переливающегося в пустоте потока. Речушка тем временем разрослась до ширины немаленького пруда.

Лена повернулась к Ван Юну.

– Что за хрень кругом творится?

– Поток, – ответил китаец. Улыбка заметно вылиняла.

– Сама вижу. Поток чего?

– Всего.

Лена ждала продолжения.

– Всего, – Ван Юн плеснул руками, как начинающий купальщик. Китайское лицо подёрнулось надеждой, сменившейся страданием. – Я не умею объяснять. Отец научил меня готовить зелёную мазь. Отца научил дед. Мы мастера мази, никто из нас не учился по книгам.

– Ясненько. Кстати, с тех пор, как мы последний раз встречались, ты неплохо освоил русский.

– Сейчас язык не важен, – снова разулыбался Ван Юн.

По старой привычке Лена всмотрелась в полоски на белой майке китайца, очень тоненькие синие полосочки. Взгляд скользнул выше, упёрся в пластиковые пуговицы воротника (бабушка пришивала такие к наволочкам) и снова вниз, по выступающим венам коричневой руки.

– Вы не спите, – сообщил Ван Юн.

Благодаря бегущим по венам зелёным струйкам, полным искрящихся микровзрывами хаттифнаттов, выглядел он так, словно среди его предков затесались ёлочные гирлянды и Туве Янсон. Лена перевела взгляд на собственную руку и расстроилась ещё сильней: цвет крови, а также концентрация в оной хаттифнаттов соответствовали местным стандартам. То же самое касалось Фаниных боков, как и в прошлый раз основательно позолоченных. На Нюсю Лена решила не смотреть, но не удержалась.

– Прекрати это со мной делать! – в ужасе приказала она.

Ничто вокруг Лены окрасилось в яростно-малиновый цвет, разгораясь, хлынуло к Ван Юну, некоторое время слепо в него тыкалось, точно упёршийся в стену ёж, и угасло.

– Я ничего не делаю, вы видите то, что есть, - Ван Юн посмотрел на Лену с боязливым уважением. – Я не знал, что среди лаоваев встречаются пастухи призраков.

Лене сделалось почти так же неловко, как когда она спёрла в школьной столовке булочку с сахарной пудрой, и её застукала буфетчица.

– Извини, нервы того. Можешь хотя бы объяснить, что это за белая мелочь?