Карл Штробль - Голова

Наконец толпа движется вперёд. Четыре головы торчат на длинных копьях. Ярость народа обращена преимущественно на голову человека с седыми волосами. Видимо, этот человек был им особенно ненавистен. Я его не знаю. Они плюют в него и забрасывают комьями грязи. Вот горсть уличной грязи крепко попадает ему по уху… что это? не дёрнулся ли он? тихо, незаметно, всего лишь одной мышцей, так что это заметил только я?

Наступает ночь. Нас, головы, насадили друг подле друга на железные прутья решётки дворцового забора. Я и дворца не знаю. Париж велик. Во дворе вокруг мощного костра сидят вооружённые граждане… уличные песни, анекдоты, громкий смех. До меня доносится запах жареной баранины. Огонь распространяет аромат драгоценного розового дерева. Дикие орды вытащили всю обстановку замка во двор и теперь сжигают по частям. Вот на очереди изящная, с элегантными завитушками, софа… но они медлят, не бросают софу в огонь.

Ядрёная молодка в открытой спереди рубашке, демонстрирующей её полные крепкие груди, уговаривает мужчин, оживлённо жестикулируя.

Выпрашивает ли она у них драгоценности? Внезапно возжелала ощутить себя герцогиней?

Мужчины всё ещё медлят.

Молодка показывает на решётку, на остриях которой торчат наши головы, а потом снова на софу.

Мужчины медлят — и вот она отталкивает их в сторону, вырывает у одного из вооружённых саблю из ножен, опускается на колени и начинает крепкими руками при помощи клинка вытягивать из деревянного остова софы маленькие гвозди с эмалированными шляпками, при помощи которых дерево обтянуто тяжёлым шёлком. Теперь мужчины помогают ей.

Вот она опять показывает на наши головы.

Один из мужчин медлительной походкой приближается к решётке. Он ищет. Вот он карабкается наверх по железным прутьям и достаёт изуродованную, осквернённую женскую голову.

Ужас сотрясает мужчину, но он действует словно под принуждением. Будто эта молодая женщина, та у огня, женщина в красной юбке и открытой спереди рубашке, своими дикими садистскими взглядами хищника подчинила всех мужчин вокруг себя. Негнущейся рукой он несёт голову за волосы к огню.

Дико вскрикнув от садистской радости, женщина хватает мёртвую голову. Удерживая за длинные волосы, быстро вращает её, одновременно подмахивая два, три раза над полыхнувшим ввысь огнём.

Потом она приседает на корточки и берёт голову на колени. Словно лаская, несколько раз гладит её по щекам… вокруг неё расселись мужчины… и тут вдруг одной рукой она хватает один из гвоздиков с эмалированной шляпкой, другой — молоток и коротким ударом вгоняет гвоздь в череп по самую шляпку.

Снова короткий удар молотка, и снова один из гвоздей исчезает в густой женской шевелюре.

При этом она тихо напевает песню. Одну из тех ужасных сладострастных, странных, старинных, волшебных народных песен.

Кровавые изверги вокруг неё сидят тихо, бледные от ужаса, и таращатся на неё испуганными глазами в тёмных глазницах. А она всё колотит и колотит, загоняя гвоздь за гвоздем в голову, и тихо напевает в такт удара молотка свою старинную, странную волшебную песню.

Вдруг один из мужчин испускает пронзительный крик и вскакивает. Глаза выпучены, у рта выступила пена… он хватается руками за спину, вертит туловищем направо, налево будто в болезненной судороге, и из его рта вырываются пронзительные животные крики.

Молодая женщина работает молотком и поёт свою песню.

Тут второй вскакивает с земли и с воем размахивает руками по сторонам. Он вырывает тавро из костра и тычет им в свою грудь — всё снова и снова, пока одежда не начинает тлеть, и вокруг него распространяется густой смрадный чад.

Остальные сидят, бледные и замершие, и не пытаются ему помешать.

Тут вскакивает третий — и теперь похожее упоение охватывает также и остальных. Оглушительный шум, визг, вой, крик, ор, завывание, переполох движений, рук и ног. Кто-то падает, остаётся лежать… по его телу топают другие, дальше…

В этой оргии безумия сидит молодая женщина, бьёт молотком и поёт…

Наконец она справилась с работой и теперь насаживает голову, сплошь обитую гвоздиками с эмалированными шляпками, на острие штыка и поднимает её высоко над завывающей, скачущей массой. Тут кто-то разбивает костёр. Поленья, растаскиваемые из углей, гаснут, изрыгая искры, в тёмных закутках двора… становится темно… Лишь отдельные страстные крики и дикое беснование, как от ужасной драки — я знаю, все эти безумные мужчины, эти дикие бестии в эту минуту набросились на молодку, пуская в ход зубы и когти..

У меня перед глазами становится черно.

Сознание продержалось ровно столько, чтобы увидеть весь этот кошмар… смеркается… темно и неопределённо, как уходящий свет в хмурые зимние дни после полудня. На мою голову льётся дождь. Холодные ветра треплют мне волосы. Моя плоть становится рыхлой и слабой. Это начало разложения?

Затем со мной происходит одно изменение. Моя голова попадает в какое-то другое место, в тёмную яму; однако там тепло и тихо. Внутри снова становится светлее и определённей. Со мной в тёмной яме ещё множество других голов. Головы и туловища. И я заметил, головы и тела находили друг друга, как бы трудно это ни было. И в этом соприкосновении они снова отыскали свой язык: тихий, неслышный, мысленный язык, на котором они говорят друг с другом.

Я страстно желаю какого-нибудь туловища, я страстно жажду наконец-то избавиться от нестерпимого холода на срезе моей шеи, который превратился в почти что жжение. Но я напрасно вглядываюсь. Все головы и туловища нашли друг друга. Для меня не осталось лишнего. Но наконец, после долгого, хлопотливого поиска я нахожу одно… в самом низу, скромно в уголке… пока что лишённое головы — женское тело.

Что-то во мне противится соединению с этим телом, но моё желание, моя страсть побеждает и таким образом я приближаюсь — движимый собственной волей — к безголовому туловищу и вижу, как оно тоже устремляется к моей голове — и вот обе поверхности среза соприкасаются… Лёгкий удар, чувство слабого тепла. Затем на переднем плане прежде всего одно: у меня снова есть туловище (тело).

Но странно… после того как первое ощущение удовольствия прошло, я смутно ощущаю мощное различие в сути моих половин… как будто бы два разных сока встретились и смешались друг с другом. Соки, не имеющие друг с другом ничего общего. Женское тело, на котором восседает теперь моя голова, стройное и белое. У него мраморно-прохладная кожа аристократки, принимающей винные и молочные ванны, расточающей драгоценные мази и масла. Но, начинаясь, на правой стороне груди, через бедро и часть живота тянется странный рисунок-татуировка. Маленькие, чрезвычайно маленькие голубые точки, сердца, якоря, арабески и постоянно повторяющиеся витиеватые буквы И и Б. — Интересно, кем могла быть эта женщина?