Олег Мизгулин - Морок

Он сотворил крест и Олег вслед ему, сделал то же самое. Климов дёрнул Головного за локоть.

— Как пальцы, правильно чтоб…

Головной сложил ему пучок в три перста.

— Вот так! И справа налево…

— Что ж… — Вадим подождал, пока ребята займут походные места. — Теперь, потопали благословясь… — Он тронул движение, отставляя первые шаги от, не в меру гостеприимной, сопки.

Вниз шлось легко, лишь солнце пригревало открытые участки шеи. На этот раз, запасов воды было предостаточно, и ребята весело передавали бутыль по цепочке, не размениваясь на остановку. В далёкой вышине крылатой точкой парил сапсан и видимо не зря. Весь склон был усеян ямками, чьих обитателей глаз не примечал. В отличие от крупной живности, маленький народец беспечен не был, хотя в стороне что-то, то и дело, попискивало. Шли, молча, в себе. Опыт переходов научил новичков размеривать дыхание и не тратить сил, если нет на то особой нужды. Лишь однажды Олег что-то спросил, а Вадим соразмерно ответил, а потом, скоро… Забрезжил тёмно серыми кронами щербатый ельник. Редкий, но достаточно приветливый, как место отдыха в жаркий палящий день. Место становилось традиционным, если учесть, что причаливают здесь они третий раз.

— Пять минут безделья! — Распорядился Зорин, сбрасывая багаж под тень сколиозной ёлочки. Ребята с шумом посбрасывали поклажу наземь. — Отдыхаем…

Разговор на этот раз не вязался. То ли выговорились, то ли просто не было настроения. Бутыль прошлась ещё раз по рукам и походники, успокоив дых, углубились в непритязательное созерцание. Впереди по носу, далеко внизу, сопка съезжала в привычную горизонталь и, уже там, лес шелестел обыкновенный, без сказочных прибамбахов и вывертов. Там были низины, буераки, буреломы, там были комары и гнус. Там была, пусть жестокая, но естественная жизнь и Зорин понимал её. Тайгой дышал он с детства и дед, спасибо ему, выковал в нём любовь к живородящему и живому, научил подолгу обходиться без благ цивилизации, не зависеть от них… Но даже и дед, со своими, куда большими знаниями, не рискнул сунуться за пределы, отведённые ему. А он, гордец-самолюбец сунулся! Да ещё не один…

— Лепота-а! — Олег, с сигаретой в зубах, рассматривал в бинокль прилежащие просторы. — Лепотище! Особенно вон тот край леса, словно островок, уходящий в небо… — Он передал бинокль Люсе. — Будь я художник, обязательно изобразил бы нечто в стиле Шишкина и назвал бы, скажем, «Лесные дали».

Наталья не сдержала своей улыбки.

— Ты будешь смеяться, Олежек, но картина с таким названием есть. И автор, как не забавно, наш пресловутый Шишкин.

— Да-а?

— Да. А ты думал, он только мишек рисовал?

— Не рисовал, мать, а писал! — Поправил, значительно вытянув палец Климов.

— Ну, да, писал… — Наталья недовольно покосилась на бойфренда. — Я у дяди в Риге гостила, так он насобирал целую коллекцию Шишкина. Он у меня фанат живописи, у него и Моне есть.

— Неужели подлинники?

— Копии, дурачок. Кто ж ему подлинники даст?

— И что, прям картина такая есть, лесные дали называется? — Спросил недоверчиво Головной.

— Я же говорю, есть! Я почему запомнила… Дядя частенько меня в свои галереи пускал. Прививал прекрасное.

— Вот видишь, Голова, опоздал ты быть художником. — С театральным сочувствием покачал подбородком Ваня. — Шишкин, пострел, все пейзажи перелопатил.

— Хм-м… А разве этому есть ограничение?

— Да не в этом суть, старик… Красивое не обязательно отображать на холсте. Если бог не дал тебе кисти в руки, можно, к примеру, восхвалять красоту в стихотворной форме: «Гляжу в озёра синие, кругом деревья в инеи» Это так, экспромт! Не подумайте, чё… Можно, гораздо взять круче и родить более шедевральные вещи. Главное, вдохновение!

— Вот ты и роди! — Засмеялся Олег. — Ты у нас поэт-экспромтщик, тебе и карты в руки!

— Не всё так просто, старина! — Похоже, Ване попала вожжа под язык. Его закружило в волнах красноречия. — Искусство не требует суеты, как ещё заметил в своё время брат Пушкин. Искусство — это взгляд, прежде всего внутрь себя, а там, если ты не порос мхом, можно найти такие трамплины для своего творчества, что… Как говаривал наш главнокомандующий Вадим Николаич: мама не горюй! Ещё хочу отметить…

Зорин отдыхал, приладившись бочком таким образом, что тело его опиралось на локоть правой руки, отчего он волей-неволей делался похожим на персонажа картины «Три охотника». На того, что посредине… Усмехающегося. И хоть тема была совсем не охотничья, Вадим тоже улыбался. Уж слишком сладко заливал Климов. Слова его выстраивались в красивые ряды подобно солдатам на смотровых занятиях. От поэзии Климов перешёл к космосу и, не останавливаясь, попёр к далеким звездам, чье чарующее влияние, по его мнению, есть несомненный катализатор прогресса творчества у всех талантливых и неталантливых людей. Зорин весело подумал, что Холм этот положительно полезен всем, кто страдает косноязычием. «Скоро и Олег начёт у нас высокопарные рулады выводить! А потом и осталь…» Стоп… Что-то… Нет.

Определённо, Ванюшу он сглазил. Последний свой опус тот зажевал и как-то неудачно смазал. Так, по крайней мере, показалось. Хотя… Следующее, что выдал Климов, абсолютно не вязалось никаким краем. Не принималось головой вообще!

— Все великие мыслители не мог предметы получали вдохновение свыш. гать тех, кто виноват в его. Наверное, поэтому нас тянет. связь выходил…

Зорин подобрался как гончая к прыжку. По лицам слушающих прошла оторопь. Климов нёс откровенную горячку. Он нёс околесицу на одном дыхании без пауз, и речь его странно западала. Вадим прислушался, уже зная… Уже подозревая, что тут явный крюк. Не иначе, вмешательство… Извне. Он вгрызся глазами в губы Ивана… Так и есть! Тарабарщина была неведомой суммой наложений. Звуковой компот. Климов говорил одно, а в паузах… В его речь вливалось, вклинивалось нечто постороннее. ЕГО ЖЕ ГОЛОСОМ. Выглядела галиматья как наложение записей, слияние двух звуковых дорожек. Только мнимая речь, была не ахти какой яркой. Приземисто отдалённой. Как фон. Как подголосок… И слышалась чуть со стороны, словно близко к ним сидел невидимый двойник Вани.

— … Полезно, ребята иногда. ритизмом зарабатывала. обращать лик свой к холодным звёзда… он ведь привидение, его никто. Космос нас заряжает именно через…

— Тихо! — Страшным голосом осадил Ивана Головной. Глаза у него сейчас были в два крата больше, чем случалось у Натальи. Девочки, те просто застыли в немой картине ужаса. Ваня стих, недоумённо вытаращился. Он пока не понимал.

— … негритянка его услышала и чуть со страху не обделалась. Пардон! Испугалась, короче… Ну, и потом он помалу приручил её к себе и так они…

Ванин рот был закрыт, но он говорил. Говорил где-то поодаль за их спинами, и говорил о фильме «Привидение». Именно эту тему он муссировал 21-го августа на этом привалочном пятачке.