Олег Мизгулин - Морок

— Блин-ски. — Ворчит полупроснувшийся Иван, кутая голову одеялом, надеясь таким образом вернуть ночь, а с ней возродить сладкие минуты сновидений. Потерянный сон не возвращается, но лежать в полудремотной истоме удивительно приятно. Особенно когда знаешь, что вставать всё равно придётся, просто тренированный мозг ждёт сигнала писклявого будильника. Он-то запищит, но до него — одна миллионная космической вечности и блаженство!

Наконец «пип-пип; пип-пип» дешевого батареечного будильника разгоняет сонную хмарь окончательно, нудно вытягивая бренную душу из царства Морфея.

— Клим, убей свой будильник на хрен! — Воет сосед по койке Маклауд, прозванный так за любовь к популярному сериалу о бессмертных.

Климов прыжком выскакивает из лежбища и быстро накрывает ладонью рычажок на, декоративном под домик, будильнике.

— Блин! Я сам убью твою пикалку! — продолжает ругаться Маклауд. — Выходной и не выспишься…

— Ладно-ладно, убивец! Спи дальше!

В отличие от пацанов Иван не прожигает субботу до синючего цвета. И потому воскресенье у него не похмельный продув, а день, реально заточенный под действие.

Палыч жалел его выходной и всегда предлагал являться к гаражу не раньше одиннадцати. Но Климов не желал пропускать ничего. Теория теорией, а практика — вещь не только полезная, но и сугубо устойчивая в среде автомехаников. Инструкции, циферки — это всегда сквозняком и мимо. А то знание, что впитывается через руки — незабываемо никогда. Сейчас Палыч перебирает двигатель и Ваня на правах «принеси-подай» не гнушается лишний раз чё спросить, а где и помочь активно, на то он и подрядился в эти «смотрины».

— Гильзочки менять не будем! Застопори их гайками, чтобы не двигались, а то потом х… найдёшь. — В гараже Палыч говорит не как учитель, а как истый автомеханик, прибегая к простым и доступным оборотам. Даже мат в обрамлении его мягкого бархатного голоса звучит особенно.

— Не спеши, Ваня! — руководит процессом Палыч. Он доволен учеником, его кипучей деятельностью, но следит, чтоб прыть ученика не стала ему в ущерб, когда тот по незнанию расстарается «не так». — Прежде чем поршни вынуть, надо их пометить, понимаешь? Каждый по своему месту родной. На, маркер, помечай! Чтоб и там и там… Ставь или цифру или букву! Во-о! А то будет потом угадайка…

Шестая модель АвтоВАЗа чем-то и во многом напоминает автомат Калашникова. Также подлежит сборке и разборке. Также подлежит чистке, смазке, выверке. Запоминанию… Вот только «на время» ремонт не делают. Начудить можно.

Из пяти вторая…

Девочка лет восьми в сиреневом платьице подбегает к ветхому забору, за которым бабушка раскидывает вилами навоз.

— Бабуль-я-а! — кричит девочка. — А дай я тоже!

— Ташка! — кричит бабушка, не подпуская её за ограду. — Ты чего в нарядном? Тут грязище-говнище! Я ж собрала те одежонку плохонькую! Там на комоде, али не видела? И сапожки у сундука. Беги, переодевайся! В таком не пущу!

— Ну, я тоже хочу! — канючит Наташка, вцепившись в калитку.

— Переоденешься, придёшь, я дам тебе инструмент! — говорит бабуля, смешно выставляя ударение на «у».

Наташка знает: раз бабуля сказала… хнычь не хнычь, а всё будет, как она велит. Грабли, что были вручены суровой бабушкой, непомерно велики, но Наташка старается. На кону её маленькая гордость, а в гордости — всего ничего: расстараться на всю мочь. Ручки устают держать непосильное древо, но девочка пыхтит, злюче торопится и старается, как может. Бабушка с любовью смотрит на внучку.

— Отдохни, кнопочка!

Куда там, «кнопочку» только подстёгивает эта нежность.

— Сама-то не отдыхаешь.

— Ну-у… Я взрослая баба, а ты кнопочка…

— Я не кнопочка, я тоже баба!

Наташка много чего набралась за две недели отдыха в деревне: и траву на грядках щипала и морковку сама дёргала. Никто её не заставлял, бабка, та напротив, усаживала её к телевизору. Посиди, мол, а бабулька пока сходит до делов каких. Однако, чертёнок был не усидчив и норовил воткнуться в любое зачинание. Уже на третий день она поссорилась с гусями. Поначалу испугалась, но получив инструкции спустя, могла дать оборотку гусиному вожаку и тот пасовал, пятясь, сипло разинув клюв. Чувствовал, что девочка пойдёт дальше угроз. И точно, Наташка, увидев, что ей уступают, ломала все традиции, будь они написаны сотни раз. Девочка — характер. Корова кажется ей поначалу сущим злом. Невероятным рогатым чудовищем, жующим меланхолично травяную жвачку. Но подойдя ближе, девочка видит что это «чудовище» само её боится, и если б не успокаивающая властная рука бабушки, давно шарахнулось наутёк.

— Зоречка наша, — треплет жесткий загривок бабуля. — Не бойся, Ташунька! То добрая скотинка. Ласковая. Молочко, что вечером пьёшь, то она нам приносит.

Наташка видит в тёмных коровьих глазах безмерную грусть-печаль, непонятную обиду и смирение со всем, что вокруг неё происходит. Удивительно как детское воображение выстраивает образы. Спустя немного Наташка увидит сон, в котором корова Зорька пожалуется ей на коровью судьбу, вполне сносно владея человечьим языком. А ещё через два года от них уйдет отец, её любимый папка, балующий и задаривающий её трогательными игрушками. Уйдёт тайком, не попрощавшись, оставив матери поспешную трусливую записку: «Ухожу. Прости, если сможешь. Люблю другую». И тогда ещё непонимающая Наташка вдруг обнаружит в застывших маминых глазах ту самую коровью вселенную: изумление, немую обиду и безропотное смирение.

КАК БОЛЬНО…

Из пяти третья -

… Сначала глаза не видят ничего. Темнище… Потом становятся различимы первые уловимые контуры окруживших её предметов. Темнота не спешит выдавать свои секреты, а если выдаёт, то придаёт таинственность каждому проступившему очертанию. Маленькой Люсе это жутко нравится: видеть не то, что есть или должно быть на самом деле, а видеть то, что рождает в душе сумеречный страх. Уже потом, когда ведро становится ведром, швабра шваброй, глаз обвыкается и комната, увы, что накрыла ее одеялом ночи, становится скучно светла. Да и не комната это вовсе. Всего лишь крохотное подсобное помещение, где хранится инвентарь уборщицы. И поэтому нос улавливает запах ещё свеже влажной тряпки, сохнущей на батарее. И поэтому в посветлевшей конурке на жестяном ведре намалевано краской «2корп». Всё просто, пресно и никаких тайн. Отчётливо сияет дверная щель и видно как носятся тени, разнося общим гулом голоса.

— Девочки, кто-нибудь видел Люсю?

— Мы играли, а потом она сказала…

— Что сказала, Вика?

— Сказала: идёт смотреть чудеса…

— Чего?! Чего идёт смотреть?

Пора… Всё равно уже не страшно…

Дверь, скрипнув, распахивается, и яркий свет заставляет зажмурить глаза.