Олег Мизгулин - Морок

Командовал Ставкой Кондрашов, кто же, как не опальный полковник, на которого потом можно повесить груз обвинений за урон и потери. Сейчас Кондрашов думал не об этом. Сейчас было важно, как никогда стянуть все разрозненные дивизии и бригады в одно целое, к центру Ставки, занять круговую оборону и держаться. Держаться, в ожидании поддержки сверху, до прихода свежих сил, в ожидании расширения боемашины и подпора с воздуха. Центру хватало мощи отбить врага, а вот малочисленные и ослабленные дивизии были обречены. Полковник знал это, и сейчас отдавал приказ.

— Всё понял, капитан?

— Так точно, товарищ полковник! Позвольте соображения… До ваших позиций три квартала ходу. Больничка под «чехами», а значит окрестные дома, возле и подле тоже их. Я думаю, прорыв такой унесёт немало жизней…

— Это хорошо, капитан, что ты ещё думаешь. Однако, позволю тебе заметить, что оставаясь на месте, ты потеряешь все жизни. Прорываться! Любой ценой! Зенитками помогу… Давай! — связь оборвалась.

Бои гремели совсем рядом. Перезвучье взрывов, автоматный треск имел нарастающий и убывающий характер. Абсолютного затишья не было уже давно, но сейчас небо особенно разрывалось в отзвуках и раскатах. Часовой наряд был усилен, но полковник был прав. Здесь и грамотная оборона не поможет. Снесут вместе с домом. Простая арифметика: тысяча больше чем пятьсот. Их бы и в этот бой раздавили. Так же, как тех, что легли в административном. Так бы и получилось, не подоспей помощь. Но помощь на войне — величина капризная. И предательски не надёжная. На везение нельзя уповать. Полковник прав, и Звирчев довёл до всех офицеров приказ командования. Решили выдвигаться без промедления, пока их не заблокировал противник.

Головными пошли первые два взвода, состоящие в основном из опытных бойцов. Не обстрелянных салаг здесь было меньше и задача им ставилась — тащить боекомплект. Третий взвод вёл старший лейтенант Кволок. Тут были все пацаны, и утешало то, что шли они по следам головных, которые брали первый удар на себя. А ещё раньше метров на двести вперёд, тралом пёрла команда Грачевского. Замыкал прорыв Скорбев с малочисленным четвёртым взводом. Обойма капитану досталась из ушлых ветеранов с подпаленной кожей. А коли тыл всегда считался стратегически уязвим, то вооружение было соответствующее: гранатомёты, пулемёты, подствольники.

Поначалу движение было дёрганное и нервное. Крики и матерки сержантов перемешивались с криками офицеров. Потом колонна растянулась цепью, и время разбилось на небольшие слайды-картинки, которые цеплял взгляд, но в которых тебя не было. Вадиму показалось, что они идут долго по этим раздолбанным опустевшим улицам, в огиб и обход самых опасных участков дорог и зданий. Днём выгоревший город выглядел на порядок страшнее, чем в тёмное время суток. Вспученный асфальт, взрытая воронками земля, а к ним серой иллюстрацией, перекошенные взрывом дома. Поваленные высоковольтные столбы. Эта часть города с первых дней войны была обесточена. Быть может, где-то и был свет, но не здесь. Город выглядел стариком. Больным, истерзанным, с кровоточащими язвами и рубцами. То здесь, то там, что-то непременно горело, либо догорало. Как данность, воспринимались трупы. Наши или враги, они уже не участвовали в этой войне. Они просто лежали в раскоряк, позабытые и не подобранные. А ещё недавно так же бегали и стреляли…

Вадим встряхнулся, отгоняя тяжёлые мысли. Рядом кряхтел Валька. Он кроме личного калаша, был гружён РПК. Ещё с первых боёв он проявил в себе талант пулемётчика. Его заметили, и возражать не стали. Сам же Зорин унаследовал винтовку Акимцева, что тоже приветствовалось командирами.

— Подтяни-и-и-ись! — Зычный крик Звирчева не давал в полной мере, погружаться в какие либо мысли. Здесь кругом дышало смертью, и чёрные глазницы окон встречных пятиэтажек были подчеркнуто враждебны к проходящим мимо солдатам.

Удар пришёлся в середину колонны, совсем не в голову, как ожидалось по вероятию. Синхронно жахнули с гранатомётов по центру, нарушая порядок движения. Жахнули откуда-то сверху, внося сумятицу и хаос. Сразу же погиб Кволок, разорванный на куски. Сдетанировал боекомплект, увеличивая масштаб разрушения, окутывая дымом очаг возгорания. Многие их мальчишек, не успевшие ни разу выстрелить, горели как факелы заживо и их крики смешались с автоматными очередями. Боевики выпорхнули неожиданно из укрытий, и, не давая опомниться, сразу выкосили чуть ли не половину третьего взвода, отрезая его от первых двух ушедших вперёд отделений. Замыкающий Скорбев со своими ребятами оказался блокирован чеченцами со всех сторон и вынужден был принять последний бой по месту нахождения. Тогда никто не понимал, как всё случилось. Остатки бывшей дивизии теснили чичи, теснили жёстко и яростно. Ликующе, с криками, с демоническим торжеством. Причем вели на заминированный ими участок.

Врага можно и нужно ненавидеть. Но его нельзя недооценивать. Дудаев не был бы генералом, если бы не спрогнозировал ситуацию, и не отвёл бы роль, значительную роль методам и приёмам ведения боя в уличных городских условиях. Командиры спецшкол, прошедшие многодневную практику, многое знали и умели, и поэтому сейчас встретили федералов не тупо по обыкновению в лоб, а взяли в разработку. Усиленный передок, вместе с осторожной разведкой, пропустили. Пропустили вперёд. Намного. Не выдавая своего явного присутствия. Ведь не дышать в засадах их тоже учили. А вот слабое звено они определили, не будучи семи пядей во лбу. Опытного солдата от новобранца отличит всяк, кто на войне давно не сегодня. Расчёт был прост и ясен: разбить, расщепить и уничтожить. Всё просто.

Вся эта аналитика станет явственна потом. А пока…

— Передние!!! Держать удар! Рассредоточиться!!! — Орал сквозь грохот Звирчев Грачевскому. — Мишин! Подтягивай своих!

— Слушай мою команду!!! — Надрывался в крике Мишин. — Отходим! Медленно! Не спеша!

Тут же толчком опрокинул ошалевшего воина. Из салаг.

— Куда прёшь на огонь, телёнок! Назад! В пригиб, на полусогнутых! Па-шёл!!! — И ускоряя пинком его движение, добавил много непечатных, но ёмких по значению фраз:

— Автомат не потеряй! Рембо хренов!

Секунда, и он уже забыл о нём. Бой сотрясал мозг, разрываясь в барабанных перепонках.

— Демченко! Заварзин! Ко-от! Держим врага!!! Прикрываем отход! Бравин! Ты тоже! Зорин! Не подпускаем блядей!

Вадим уже определился в этой какофонии. На удивление быстрее, чем сам ожидал. Разрежающий воздух, автоматный треск, взрывы, дым, гарь уже успело притереться, устояться в голове. Стало привычным и где-то даже обыденным. Был виден враг, который буром пёр на огрызающий свинец. Пулевые скважины во вражьих телах завершали точку бега. Но враг шёл. Почти открыто. До безрассудства тупо и бесстрашно. Их было много. Они падали, но шли. С криками, и каким-то подвыванием.