Олег Мизгулин - Морок

— Суки… — Проскрипел зубами Вадим.

«Это же и чужих и своих». — Отдалось в голове. Он не знал, какая штабная сволочь приняла такое соломоново решение, и в силу каких причин, был отменён вылет боевых вертолётов. Он знал, что орудия избирательно не стреляют. Задаются координаты, и стелят одну за другой, в означенный сектор. Бьют, пока ничего живого там не останется. Это означало, что всем каюк. Духи не пройдут, но и наши не вытянут. Быть может, за исключением редких пацанов. Везунчиков. «Твари… Кто ж, так делает…» — Бесился Вадим. Канонада усилилась. Взрывы пошли частить сплошняком. В промежутках постреливали автоматы. Потом, разорвалось рядом, с Зориным. Снесло несколько молодых деревьев. Взметнуло комья земли и опустило пребольно на лицо Вадима. Он закашлялся, давясь пылью, а дальше… Ничего не помнил.

Очнулся Зорин на больничной койке. Эта была его вторая госпитализация. Первая была после Грозного.

Много чего помнил Вадим Зорин. Но самым ярким воспоминанием осталось то далёкое Грозненское убежище. Шестеро оставшихся, шестеро выживших измученных бойцов. Измотанные и усталые мальчишки, раненные и грязные. Их веки слипались, требуя сна, их губы трескались, требуя воды. Раны в бинтах ныли, потому что были свежи. В желудках ещё бродил спирт, и быть может трофейная водка, была компенсацией за те лишения, которые им выпали.

— Темнеет. — Задумчиво произнёс Валька, кивая в сторону окна.

Вадим соглашающе промычал. Сейчас был их черед караулить двери. Остальные устроили вроде «тихого часа». Одни дремали, другие просто ушли в себя, но веки у всех были сомкнуты. Расслабуха была вынужденной мерой перед решающим рывком. Бодрствовали только они с Бравиным, и ясно почему. Чапаев погиб, потому что все спали.

— Слышь, Вадич. — Вдруг спросил Валёк. — А ты, когда того духа убивал… Ну, того… Голыми руками… Тебе страшно было?

Вадим перевёл воспалённые глаза на друга.

— Тогда нет. Я боролся за жизнь. Если б не я, то он… Тут середины нет, Вал. И со мной бы ты уже не беседовал.

— Я понимаю. — Тихо продолжал Бравин. — Включаются первобытные рефлексы. И выживает тот, у кого инстинкт самосохранения выше. Естественный отбор, мать его… Из двух команчей, право на жизнь имеет жизнестойкий. Как у Дарвина. Слабые крысы гибнут… Остаётся лидер.

— Какие ещё команчи? Причём здесь крысы? У тебя крыша едет Вал. До своих доберёмся, отоспаться надо… А про жесть, которую мы творим, я так скажу… Ты видел головы наших ребят, нанизанные на прутья, как шашлык? Видел? Вот это и есть жесть… А то, что сержант сделал, выглядит так безобидно. Если сравнивать их и нас…

— Да я знаю… Я понимаю, Вадич. Ты знаешь, я ставил себя на место сержанта. Самое поганое… Я бы тоже так смог… По горлу. Смог бы. Так же жёстко. И не дрогнул… Звереем мы тут, Вадич.

— Ну, а ты как хотел.

— Звереем. Для войны это нормально. А для души — шаг в бездну. Ад внутри нас, страшнее всякого библейского ада.

— Ну, ты, даёшь, Валёк. — Усмехнулся Вадим. — Не к месту о боге вспомнил. Мы с тобой где? На войне! И значит, ведём себя, соответственно верно. Убиваем, чтобы не быть убитыми. Здесь нет преступления. Здесь только необходимость.

— Необходимость. — Кивнув, согласился Бравин. — Ещё какая… Только про бога… Никогда нелишне вспомнить.

— Ладно, Валёк, заканчивай такие разговоры… И так, в душе раздрай, а тут ты ещё…

Бравин пожал плечами, примолкая. Чиркнул спичкой, прикуривая.

— Оставишь… — Глухо обронил Вадим.

— Возьми целую. — Протянул полупустую пачку Валька.

— Не-е… Поэкономнее надо. Сигареты на исходе. Потом, чё будем курить?

Зорин чувствовал неудобство перед другом. Мотивы он не мог разобрать, но потом вдруг стало ясно.

— Ты, это, Вал… Ты прости меня… Виноват перед тобой.

— Чего? — Не понял Бравин. — В чём ты виноват?

— Ну, это… Ты же из-за меня здесь. Я полез, и тебя потянул.

— Я тебе, чё, бычок безмозглый?! Потянул… Поманил… У меня своя башка на плечах. — Он сделал короткий втяг. И передал докуривать Зорину.

Они помолчали немного.

— Ты знаешь, Вадич, я не сержусь. Наоборот, благодарен тебе. — Валька улыбнулся, глядя на недоумённое лицо Вадима. — Я тебе спасибо говорю. Знаешь, за что? Здесь, и только здесь, я проявился. По настоящему проявился. Как мужик. А всё боялся, что останусь размазнёй. Ты не поверишь, Вадим, я на гражданке хулиганов боялся. Прятался, от таких моментов уходил… Один раз, с девчонкой проходили мимо парней сосущих пиво. Те, давай, громогласно обсуждать, оценивать мою подружку, не скупясь на выражения. Я вижу ей неприятно… Она вся пунцовая… А я… Умом приготовился, было, ответку сказать этим ублюдкам. А не сказал. Испугался. Так и прошли мимо, как оплеванные. А на прощание, в спину кто-то из них крикнул: «Бросай этого урода, цыпа! Найди себе нормального парня!» Адресовано как будто ей, а удар получил я. И тогда ещё было не поздно сорваться в драку, но я проглотил и это. Всю дорогу с ней молчали. У её подъезда суховато попрощались. И всё! Она мне больше не звонила. И я ей… Тоже.

Бравин вытянул ещё одну сигаретку.

— Давай ещё на двоих… — Он прикурил от Зоринского докурка, потом продолжил:

— Переживал я… Потом плюнул, и ушёл полностью в парашютный спорт. Думал, небо меня закалит. А теперь вижу, небо не тот случай. Вот это закаляет характер. — Бравин тряхнул пулемётом. — Меня бы счас туда… Такого… В ту историю. В смысле моё сегодняшнее «я» в тело того, обосравшегося… И-эх! На-а!

Он передал Вадиму на докур. Вадим задумчиво затянулся. В таких откровенных разговорах, сигаретам счёт не вёлся.

— Про небо, ты, зря… — Начал он. — С высоты сигать… Здесь, тоже, стерженёк нужен. Без парашютов, кто знает, как бы ты состоялся дальше. Я, лично, думаю, небо — твоя первая ступень. Наверх. А вот это всё, — Вадим махнул кистью перед собой, — уже вторая.

— Наверное, ты прав.

— Ты тоже прав, когда говорил, что здесь кровь круче Афгана. Всё, что ты говорил, оказалось правдой. В принципе, я знал, что не на блины еду. Но чтобы, всё так… М-да-а… С дивана, легче про войну смотреть.

— А то! — засмеялся Валька.

Смех пробудил Мишина. Он тряхнул головой, потирая пальцами веки, зевнул.

— Спокойно? — Спросил он, вставая.

— Всё тихо. — Ответил Бравин.

— Ладно. — Мишин подошёл к окну. — Через час будет темно. Кемарните чуток. Потом, будем решать. Монгол! Липецкий! Поменяйте ребят…

Под покровом темноты было решено пробираться к своим. Капитан Звирчев прошёл правее и не попал в капкан. Это означало, по краю посадки мин нет. Путь проверен, хотя чичи могли и потом впендюрить пару-тройку «гостинцев». Риск есть, но все же меньше, чем переть по кварталам. Вражьи посты, разведка, — всё идёт в минус, и не нарваться, шансы нулевые. Нарваться можно и лесом, но выбирая из двух зол… Звирчевский путь предпочтительный. На том и решили. Радиосканер выдавал пока вражьи голоса, и голоса эти были, резонно, не на русском языке. Опять же, тем в плюс: они нас понимают, мы их — нет. До своих достучаться не удалось. Скраолев искрутил там, всё и вся, безрезультатно. Зато «чехи» гундят, словно за стенкой. Отчётливо. Плюнули, в общем. Поди, разберись в этих настройках. Вышли спокойно, но с осторожностью. Пополненный боезапас вдохновлял на многое, однако, не хотелось драться с превосходящим врагом.