Олег Мизгулин - Морок

— А-а-а!!! Иди сюда, родной! — Заметил его Головной. — Иди, иди… Не боись не трону!

Гнус робко подошёл к своей же кровати. Ситуация была забавна тем, что совсем недавно, было наоборот.

— Давай, забирай свои вещички… Постель забери, само одеяло оставь… И хромай туда, где у вас свободно! Ты меня понял?

Олег говорил громко, хотя и не кричал, а вот ответ Гнуса услышать не удалось, хоть в спальной было тихо. Что-то невнятное и совсем тихое сорвалось с его уст. А ведь недавно, его голос резал уши.

— То, что говорить стал тише, мне это нравится. Всегда так говори, понял? И только тогда, когда спросят. Понял, нет?!

Гнус кивнул. Молчком и поспешно начал подбирать свои причиндалы, затем робко попросил Головного привстать, дабы забрать постельное белье. Ребята, молча, наблюдали эту картину. Унижение Гнуса не было чем-то особенным. Его никто не любил и не боялся. Боялись лишь тех, кто за его спиной. Новичок первым перешагнул этот порог и наглядно показал, что ничего не случилось. Это было необычно и диковинно. Это было безумно и смело. А ещё, это было — СИЛЬНО.

— Подожди! — Окликнул горе-старшака Олег, когда тот, скомкав бельё, направился было на новое место. — Давай, всем громко объяви! Что услышал на бугорском толковище. Давай, давай… Чтоб всё знали!

— Ребята… — Невзрачно проблеял Гнус.

— Громче!

— Пацаны! — Прокашлялся он. — Теперь старшак у нас Головной Олег. Я низложен… Вот… Так решили бугры. Всё?

— Свободен!

Олег встал в рост, чему-то улыбнулся, быстрёхо оббежал глазами аудиторию, и заявил:

— Это факт, ё-ма-ё… Рулить назначили меня! Не боись, братва! Гнобить никого не буду! Вопросы обещаю разводить по честноку… Ну, что ещё? Всё тёрки с буграми — это моё! Вас я всегда прикрою. Так что… Не ссыте! Заживём.

И они зажили, ни дать, ни взять. Ваня, впрочем, как и все в коллективе, ощутил кожей, как схлынула атмосфера придавленности, всеобщего страха и уныния. Голова был весомой инстанцией, с которой не могли не считаться «бугры». Сам же он не кичился капитанством. Напротив, многое из традиций упразднил. При нём, например, никто никогда не «шестерил». Ему не заправляли постель и не носились на побегушках. Охочих прогнуться под него, он тут же осаждал резким словом и ледяным взглядом. Мало того, зорко следил, чтобы этого не было и между пацанами. Характерно и то, что Гнус, низвергнутый с пьедестала, тут же стал объектом травли со стороны коллектива. Беднягу гнали отовсюду, пинали и оскорбляли. Он потерял право на голос и общение в среде сверстников. «Падение» стало для него тяжёлым испытанием. Так бы он и ходил, сгорбленный, неопрятный, с затравленными глазами и посеревшим лицом, если бы сам Головной не остановил это.

Случилось так, что в Красный уголок Голова зашёл, таща за собой скукоженного Гнуса.

— Э-э, братва! Слушай меня, на раз-два… Шашки отложили, смотрим сюда! — Он ободряюще приобнял Гнуса за плечо. — Этого пацана больше никто не чмарит. Что было, то прошло… С этого дня он нормальный пацан. Это я говорю, и повторять больше не буду! Тем, кто не слышал, передать! Никаких «игноров», никаких «наездов»!

Олег на секунду сделал жёсткое лицо.

— В моей группе никто никого не гнобит. Забыли, да?! Я вам напомню…

Он обвёл всех своим революционным взглядом, потом продолжил:

— Гнус теперь пацан нормальный! Ясно всем?! Если нет, я популярно растолкую… Вот, глядите!

Голова показательно поднял правую руку, а затем протянул её оторопевшему Гнусу.

— Держи! Держи, говорю… Тебя больше никто не тронет. Я отвечаю! Ты больше не шестеришь и с буграми не «козлишь». Узнаю… По стенке размажу, понял?!

Тот поспешно закивал, еле слышно выдавил:

— Я, да… Голова… Я, буду нормально… Да…

— Да уж постарайся, Гнус. — Улыбнулся Олег. — Я за тебя поручился.

С приходом Головного, словно растаял лёд внутри мужской ячейки. Всё ожило и завертелось обычной суматошной жизнью. Бугры, конечно, были, но где-то там… На их территорию не вторгались. Голова, как и обещал, «перетирал» с ними сам. Мало того, он оставлял за собой право регулировать размер пошлины. Это касалось сбора конфет. Пожалуй, он позволял себе то, что не осмеливался не один старшак. Большую часть «картинок» он тут же отсылала назад ясельной группе. Остальную нёс на «общак» в актовый зал. Недовольство бугров, если оно и было, то никак не выражалось. Олег всегда приходил в спокойном безмятежном состоянии. С окружающими ребятами Голова был ровен, не заносчив, хотя порой, характерная вспыльчивость проявлялась в форме кратковременной агрессии. Голова мог накричать, и даже врезать. Но потом остывал и извинялся. Климов Ваня стал тем из немногих, с кем Головной сдружился всерьёз. Благодаря своей смешливости и остроте ума, Ваня очень скоро вернул утраченный статус в среде ребят. Клим не был бы Климом, если бы не шутил, и его юморной нрав пришёлся по душе Олегу. Они были разные, и Голова сам понимал, что ему полезно быть рядом с этим «клоуном», как он его в шутку называл. Природную злобливость Головного Ваньша легко разводил руками, словно тучи на небе. Незаметно как, он стал поверенным в его делах, или лучше сказать правой рукой. Их всегда видели вместе: в коридорах, на этажах, в Уголке, за партой… Спайка была прочной и для прочих глаз становилась привычной. Климу стало ясно, что для бугров он теперь же, фигура неприкасаемая. Это забавляло Ваню, так как он не преминул воспользоваться возможностью, чтобы вернуть «должочек» одному из них.

— Здорово, Дрозд! — Весело кричал Ваня, при случае, на переменах и вообще. — Зубы то чистишь, или как?!

С удовольствием наблюдал, как сатанеет того взгляд, тем не менее продолжал:

— Надо чистить, Дрозд, надо! Бугорское дело, оно сурьёзное! Иногда рот открыть надо, чтобы речь красиво сказать. А тут зубы гнилые… И изо рта воняет… Ты бы забыл про картинки… И на лук нажимал, что ли…

Смешки за спиной погружали Дрозда в комплексы. Он стал реже улыбаться и уже не частил обнажать проблемные зубы. Зато ненавидяще сверлил Климова глазами, рядом с которым улыбался Головной.

— Чего ты его достаёшь? — Спрашивал Олег.

— Я достаю? Я забочусь о его здоровье.

— Смотри, Ванька, сейчас апрель, потом май…

— Ну и что? Потом июнь, а после июль.

— Ты дослушай сначала, клоун! Май — это начало тепла. А с теплом я ухожу на «воздух».

— Ты из бегунчиков, что ли? — Удивился Ваня. — Послушай, зачем тебе это? Тебе разве плохо здесь? С таким-то авторитетом?

— Дело не в этом. — Усмехнулся Олег.

— А в чём?

— Воля, брат. Она милее всяких авторитетов. Для тех, конечно, кто понимает.

— Ну, хорошо. Допустим. — Начал развивать Климов. — Но здесь-то тебя, худо-бедно, да кормят. А там, Голова… Там на воле, ты где спишь и что ешь?