Густав Мейринк - Голем

Я тоже решил дать Яромиру 1000 гульденов…» Я читал, и слезы радости выступили у меня на глазах: только Ангелина могла дать Хароузеку такую сумму. Ни у Цвака, ни у Прокопа с Фрисляндером таких денег не было. Значит, она меня не забыла! Я продолжал читать. «…1000 гульденов и обещал отдать позднее еще 2000, если он тут же пойдет со мною в полицию и признается, что нашел часы у брата и продал их.

Но все это произойдет, когда мое письмо уже будет у Венцеля на пути к Вам. Времени в обрез.

Будьте уверены — это произойдет. Уже сегодня, ручаюсь.

Нисколько не сомневаюсь, что убийство совершил Лойза и он же украл часы Зотмана.

Если же, вопреки ожиданиям, что-то получится не так, ну, тогда Яромир знает, что делать, — в любом случае он опознает часы, как те же, что нашли у Вас.

Итак, наберитесь терпения и не отчаивайтесь! Может быть, день Вашего освобождения не за горами!

Несмотря на это, наступит ли день, когда мы встретимся?

Не знаю.

Должен сказать, что не верю, потому что со мною скоро все будет кончено и я должен смотреть в оба, чтобы смерть не застала меня врасплох.

Но в одном я твердо уверен — мы должны встретиться.

Если даже и не в этой жизни и не за гробом, но в тот день, когда наступит конец света, когда, как сказано в Библии, ГОСПОДЬ извергнет из уст своих тех, кто были теплы, и не холодны и не горячи [25] «Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откровение, 3, 16). .

Не удивляйтесь, что я так говорю! Я никогда не беседовал с Вами о таких вещах, но когда Вы однажды коснулись Каббалы, я уклонился от разговора, но — знаю то, что знаю.

Может быть, Вы понимаете, о чем я говорю, а если нет, прошу Вас, то, что я сказал, выбросьте из головы. Однажды в горячке я думал, что вижу на Вашей груди знаки. Вполне возможно, что я видел сон наяву.

Если Вам в самом деле меня не понять, считайте, что я владею известными познаниями почти с самого детства, ведущими меня по неведомому пути, познаниями, которые немыслимо сравнить с тем, чему учит медицина или, слава Богу, которые ей неизвестны. Надеюсь, что никогда и не будут известны.

Но я не позволю дурачить себя научным знанием, высшая цель которого украшать «зал ожидания», вместо того чтобы его разрушить.

Хватит об этом.

Расскажу-ка лучше, что между тем произошло.

В конце апреля Вассертрум уже созрел для того, чтобы мое внушение начало действовать на него.

Я заметил это по тому, как он без конца размахивал руками в переулке и громко разговаривал с самим собой.

Верный признак того, что мысли человека готовились к штурму, чтобы обрушиться на своего хозяина.

Потом он купил записную книжку и что-то в нее записывал.

Он писал! Писал! Я не шучу! Он писал!

А позже отправился к нотариусу. Внизу возле дома я знал, что он делал наверху, — он писал завещание.

Мне, разумеется, и в голову не приходило, что он может сделать наследником меня. Вероятно, я бы затрясся в пляске святого Вита от удовольствия, догадайся об этом.

Он сделал меня наследником, поскольку я был единственным человеком на свете, как он считал, дававшим ему возможность искупить свою вину. Совесть оказалась хитрее его.

Возможно, это даже была надежда, что я благословлю его, когда после его смерти — благодаря его милости — вдруг увижу себя миллионером и тем самым сведу на нет проклятие, услышанное им от меня в Вашей комнате.

Итак, судя по этому, мое внушение подействовало трижды.

Ужасно забавно, что он, выходит, все-таки тайно верил в возмездие на том свете, хотя всю жизнь не хотел даже говорить об этом.

Но такое случается с самыми разумными людьми. Что заметно по безумной ярости, овладевающей ими, стоит им лишь сказать это в лицо. Они чувствуют, что попались в капкан.

С момента прихода Вассертрума от нотариуса я уже не спускал с него глаз.

Ночью я прислушивался, что происходит за дощатой перегородкой в его лавке, так как в любую минуту мог наступить финал.

Я думаю, что через стену мог бы услышать желанное хлопанье пробки, вытащенной им из склянки с ядом.

Не прошло и часа, а дело моей жизни свершилось.

Вмешался незваный гость и убил его. Напильником.

Попросите рассказать более подробно Венцеля, мне неприятно писать об этом.

Назовите это суеверием, но когда я увидел, что кровь пролита, а вещи в лавке испачканы ею, мне показалось, что его душа улизнула от меня.

Что-то — верно, безошибочное чутье — говорило мне, что это не то же самое, умирает ли человек от чужой руки или от своей: только тогда бы я считал свою миссию выполненной, когда Вассертрум унес бы свою кровь в могилу. Теперь же, когда это произошло иначе, я чувствую себя отверженным, орудием, недостойным находиться в руках ангела смерти.

Но я не пытаюсь протестовать. Моя ненависть из тех, что существует и после смерти, и еще, конечно, у меня есть моя собственная кровь, которую я смогу пролить как хочу, чтобы следовать за ним по пятам и в царстве теней.

Каждый день после похорон Вассертрума я сижу на его могиле и прислушиваюсь к себе, пытаясь понять, что мне делать дальше.

Я думал, что уже знаю, но подожду еще, пока внутренний голос, говорящий во мне, не станет ясным и чистым, как родник. Мы, люди, преисполнены скверны, и постоянно нужен долгий пост и бдение, пока нам не станет внятен шепот нашего сердца.

На прошлой неделе мне официально сообщили из суда, что Вассертрум завещал мне все свое наследство.

Что я не трону ни единого крейцера, в этом мне, пожалуй, не стоит Вас убеждать, господин Пернат. Поостерегусь дать «ему» на том свете в руки оружие против меня.

Дома, которыми он владел, я приказал продать с молотка, вещи, к которым он прикасался, предам огню, а то, что потом окажется деньгами или приобретет денежную стоимость, третья часть из этого после моей смерти достанется Вам.

Воображаю, как Вы вскакиваете и протестуете, но успокойтесь. Все, что Вы получите, — Ваша законная собственность со всеми процентами. Мне уже давно стало известно, что Вассертрум годами обирал Вашего отца и его семью, только теперь я могу подтвердить это документами.

Вторая треть будет отдана двенадцати членам «Батальона», знавшим еще доктора Гульберта лично. Мне надо, чтобы каждый из них стал богатым и получил доступ в пражское «высшее общество».

Оставшаяся треть принадлежит поровну следующим семи убийцам округа, которые будут оправданы за отсутствием достаточных улик.

Таким способом я вызову скандал в обществе.

Ну вот, пожалуй, и все.

А теперь, дорогой друг, прощайте и не поминайте лихом

Вашего искреннего и

благодарного Иннокенца

Потрясенный до глубины души, я отложил письмо.