Алексей Оутерицкий - Немцы в городе

Крепыш скептически хмыкнул и наигранно бодряческим тоном сказал:

– Ну, тогда я спокоен. Считайте, ворота уже стоят.

Многие засмеялись, а я вдруг понял, что речь идет обо мне.

– Ладно, хватит из пустого в порожнее гонять, – подытожил Смирнов. – Будет так, как я сказал. – Он вскинул руку, посмотрел на часы. – Так, кузница… Волков, бросаешь все и помогаешь сегодня слесарям разобраться с воротами. И один из сварщиков – туда же. Викентьев все контролирует… Все, собрание закончено. Вольно, разойдись.

Народ начал разбредаться по курилкам. Ремонтники повалили под лестницу, токаря и инструментальщики пошли к себе, в тамбур перед сортиром. Я подумал и пристроился к первым, потому что с ними пошел Викентьич.

– Нет, все же это полная фигня, – сказал в курилке неприметный мужичок примерно тридцати пяти лет. – Как можно напиться и не помнить, как.

– Да запросто, – сказал кто-то.

– Может, пойло некачественное? – предположил еще кто-то, и я понял, что мужики, наверное, вернулись к теме, которую обсуждали с утра.

– Да чепуха, – сказал мужичок. – Вот скажите. Кто помнит, чтобы мы вчера собирались после смены выпить?

– Никто не помнит, – сказал бригадир. – Говорили уже об этом. Только вот дома из наших никто не ночевал, это тоже факт. И где были, никто вспомнить не может. Очнулись кто в трамвае, кто на улице, кто еще где. Я вот, к примеру, прямо здесь, в раздевалке утром очухался… А как сюда доехал и откуда – напрочь отрезало. Просто стою перед раскрытым шкафчиком с ключом в руке и пытаюсь сообразить – это я уже отпахал смену или только что пришел.

– Может, пойло виновато, – повторил кто-то. – Так врезало по мозгам, что всю память отрубило. Такое бывает.

– А я все помню, – сказал Викентьич и посмотрел на меня. – И дома ночевал.

– И я помню, – сказал я.

Все стали таращиться на меня, а я, смутившись, подался вперед и погасил сигарету о край высокого жестяного сосуда для сигаретных бычков и мусора, типа вазы с раструбом на горлышке.

– Вот так, – сказал Викентьич. – Закончили смену и разошлись. Все как всегда и никакой мистики. Короче, пить меньше надо, вот что я вам скажу.

– Ну-ну, – сказал неприметный мужичок.

– Ладно, пошли пахать, – сказал Викентьич. Он тоже погасил сигарету и встал. – До конца смены ворота должны стоять… Тезка, дуй в кузницу за Вакулой и сварщиком, поторопи их. Скажи, пусть берут инструмент и подтягиваются к воротам.

– Ага, – сказал я.

И поплелся в кузницу, размышляя, понравилось бы мне, если бы меня прозвали Вакулой…

Я стоял в прозрачной с двух сторон плексигласовой комнате, у наждака, и затачивал прутки. За вчерашний день нам удалось навести в угловом зале полный порядок. Мы поставили ворота, выровняли покосившиеся станки, вставили выпавшую прозрачную стену наждачной и сделали еще кучу всяких мелочей. Даже у аппарата газированной воды был отрихтован бок и теперь он нуждался лишь в легкой подкраске, а плафон в наждачной был опять, как положено, закреплен на потолке.

Я прикладывал конец прутка к вертящемуся каменному диску, раздавался скрежет, на меня густым разноцветным потоком летели искры, а я думал, где бы достать денег, чтобы купить зельца. Попробовать, что ли, как-то пробить аванс…

Когда я отодвигал пруток, становилось тише и я слышал голос Льва Лещенко. «Прощай, от всех вокзалов поезда уходят в дальние края; прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января»…

Узрев, что мимо нашего цеха идут ткачихи, я обогнул станок и встал перед окном. Их было шестеро, разных возрастов, а симпатичной была всего одна, лет тридцати. Проводив ее взглядом, я развернулся и вдруг увидел белеющую за наждаком скомканную бумажку. Странно. Сам здесь утром подметал, а бумажки не заметил.

Я нагнулся и из любопытства развернул неровный оборванный листок, на котором было что-то накарябано карандашом.

«Полковнику Авдееву… заместителю начальника управления… докладываю, что сегодня… ровно в 13–10 началось очередное воздействие… не имею возможности повлиять… не могу даже дописать, потому что… непреодолимая сила»…

Это все, что удалось мне разобрать, потому что написано все было, словно курица поработала лапой. Я опять скомкал найденную бредятину, огляделся, ища, куда бы деть этот дурацкий бумажный клочок, а потом пожал плечами и просто бросил его туда, откуда поднял…

Я как раз обмакивал очередной пруток в специальную емкость с водой, закрепленную на наждаке, когда дверь открылась и в наждачку упруго зашел Викентьич.

– Выруби станок! – Я нажал кнопку «Выкл», снял очки и уставился на него вопросительно. – Сколько тебе у нас осталось? – спросил Викентьич, когда стало тихо.

– Пару дней. А что?

– Да планирую кое-какие работы на следующую неделю, поэтому хочу точно знать, на сколько работников могу рассчитывать… А остаться у нас не думаешь?

Я отрицательно покачал головой и спросил:

– Слушай, а через какое время работник получает первые деньги?

– Обычно через две недели.

– А со мной как будет?

– Не понял, – сказал Викентьич.

– Ну, смотри… Я должен отработать тут неделю. Значит, деньги за это время мне начисляют здесь?

– Ну, наверное.

– А потом перевожусь на склад, и там считают отработанное у них, на складе. А что с деньгами, которые я заработал здесь? Тогда же все запутается.

Викентьич пожал плечами.

– В бухгалтерии разберутся.

– Ну а можно как-то попросить аванс до того, как ты его заработал?

– Ну и вопросики, – сказал Викентьич и почесал затылок. – Не знаю, честно говоря. Просто не сталкивался с таким вариантом. Теоретически, наверное, как-то можно, если экстренные обстоятельства или еще чего.

– Или вот, к примеру, мог бы я получить ровно те деньги, которые заработал за эти дни? Ну, в порядке исключения, даже если там совсем мало.

– А-а-а, – сказал Викентьич, – понял, чего ты паришься. Ты, кажется, говорил, жратву не на что купить. Слушай, я б тебе сам дал, да ты знаешь, стащили мою заначку.

– Ну а все-таки, – спросил я.

– Тебе бы в отдел кадров с этим, – сказал Викентьич. – Там мужик толковый, объяснит. Да и вообще он нормальный, должен, если что, пойти навстречу. Да вот хотя бы прямо сейчас, возьми да сходи.

– А можно? Я вообще-то прутки еще не доточил.

– Ничего. Если что, скажешь бригадиру, что я разрешил.

Он не спешил выходить и откровенно меня разглядывал.

– Что-то не так? – спросил я и повертел головой, тоже себя оглядывая.

– Ты в качалку, что ли, ходишь?

– Да нет, вроде. А чего?

– Да ты за эти дни у нас килограммов пять-семь набрал, не меньше.

Я неопределенно дернул плечами и нажал кнопку «Вкл».

– Викентьич, спасибо! – крикнул я, но он, уже на выходе, только отмахнулся, не оборачиваясь.