Алексей Оутерицкий - Немцы в городе

Лейтенант опять раз снял трубку, опять набрал номер.

– Еще одного. Клиент слишком здоровый. Вдруг начнет буянить.

– Спасибо… – зачем-то сказал я, разворачиваясь к выходу. – Ну так я пошел?

– А чего ходить, – сказал лейтенант, вставая и направляясь к выходу из конторки. – Сейчас тебя отвезут.

Скрипнула еще одна дверь и прямо по моему курсу, отрезая отход, нарисовался второй дюжий прапорщик.

– Молодой человек… задержитесь-ка, пожалуйста, на минуточку.

«Ты помнишь, плыли в вышине и вдруг погасли две звезды… но лишь теперь понятно мне, что это были я и ты»…

– Простите… мне это… ну, некогда… я на работу опаздываю!

Я ринулся вперед и смел перегородившего дорогу прапорщика толчком плеча, сзади раздался топот, в меня вцепились сильные руки, затрещала моя новая майка, я, не глядя, наотмашь ударил кулаком куда-то назад, что-то негромко хрустнуло, меня отпустили, кто-то болезненно охнул, а я пробежал через приемный зал и, уже оттягивая тяжеленную дубовую створку на себя, наконец рискнул обернуться.

Двое, лысый и патлатый, испуганно вскочили и смотрели на меня во все глаза. Лысый уронил под ноги свою газету и имел бледный вид. Прапорщик, недавно стоявший у меня за спиной, переломился пополам, прижимая к носу ладонь, из-под которой бурно текла кровь, а лейтенант застрял на выходе из коридора, пытаясь переступить второго прапорщика, которого я сшиб плечом – тот пытался подняться, матерился, и только мешал дежурному. Кажется, в падении он подвернул ногу.

«Лай-ла, ла-ла-ла ла-ла-ла ла-ла-а-а, ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла-а-а-а»…

Я так быстро побежал по улице, что оказался на расстоянии пары десятков метров от военкомата, прежде чем сзади тяжело бухнула притянутая мощной пружиной дверь…

Отойдя от проходной и завернув за угол, я увидел собравшуюся перед столовой толпу. Возле входа стояли несколько желто-синих «бобиков», всюду сновали милиционеры, а народ, размахивая руками, возбужденно что-то обсуждал. Два милиционера держали на поводках овчарок, которые, единственные из собравшихся, вели себя индифферентно – они просто сидели на попах и часто дышали, вывалив наружу длинные розовые языки.

Посмотрев на часы, я поколебался и пошел дальше.

– Чего там такое? – спросила идущая мне навстречу ткачиха, тетка лет сорока с двумя передними гнилыми зубами, но я только пожал плечами и прибавил шагу. Опаздывал я уже на час и для начала следовало бы отметиться в цеху.

– Привет, – сказал Викентьич, когда я ввалился в его каптерку, чтобы объяснить, почему явился позже. Он не поленился подняться, чтобы пожать мне руку, и так и остался стоять, разглядывая меня с ног до головы. – Неплохо прибарахлился, – в итоге резюмировал он.

– Так ведь зарплата нормальная, – сказал я. – Слушай, мне что сегодня делать? Продолжать точить прутки?

– А сколько ты уже наточил?

– Пятьдесят примерно.

– А сколько осталось?

– Тоже примерно пятьдесят.

– То есть ты за неделю наточил пятьдесят прутков?

Я пожал плечами.

– Ну так это… Так ведь отрывают все время. То ворота, то еще что-то. У нас же тут постоянно что-нибудь происходит.

– Это точно, – сказал Викентьич.

– Вон, перед столовой толпа работяг собралась, и ментов целая куча. Значит, и там какая-то фигня случилась.

– Ментов?

Уже собравшийся присесть Викентьич вернулся ко мне.

– Ну да.

– Перед столовой?

– Ну да.

– Выходит, столовские все же не захотели то дело замять… – пробормотал Викентьич и я только сейчас вспомнил, что произошло в столовой в пятницу, перед получением зарплаты. Казалось, это было уже давно, сто лет назад. – Ладно. Придется пойти разведать, что там и как. Начальник цеха как раз по делам отъехал, так что я за старшего, выходит, остался. Если столовские решили всех собак на нас повесить, буду хотя бы в курсе.

– А можно я с тобой? – спросил я, выйдя за Викентьичем.

– А ты почему опоздал вообще? – Он закрыл дверь и отмахнулся от подошедшего токаря: – Слушай, Семеныч, если у тебя ничего сверхважного, давай через полчасика, лады? У меня дел по горло.

– По горло… – пробурчал сутулый носатый мужичонка, – а мы, конечно, так, лясы точим… у нас, конечно, не дела, а так, делишки…

– Да в военкомат вызывали, – сказал я, пристраиваясь за быстро идущим Викентьичем и думая, стоит ли показывать ему ту дурацкую повестку без военкоматского штампа, которую я догадался на всякий случай забрать перед бегством.

– И что?

Викентьич остановился возле аппарата газводы, нажал кнопку.

– Да фигня, – сказал я, глядя, как он пьет, – они там просто напутали что-то, у меня же отсрочка… Викентьич, подожди, а?

Я тоже налил себе стакан вожделенной шипучки, а Викентьич стоял, нетерпеливо переминаясь, и тоже смотрел, как я пью.

– Ладно, тогда и я еще стакашок…

Мы выпили по пять стаканов и, чтобы не идти через ремонтников, вышли на улицу через ворота. Было непривычно видеть, что они стоят на месте, целые и невредимые, не считая многочисленных выбоин в бетонной стене и заделанных сквозных ран в самих деревянных створках.

– Надо же… – сказал, озабоченно нахмурившись, Викентьич, когда мы вышли на ведущую к столовой прямую. – Утром шел, никого еще не было. Значит, милицию совсем недавно вызвали.

– Угу… – пробормотал я, думая про этот чертов военкомат. Интересно, успел ли лейтенант запомнить мои данные. То, что я исхитрился в последний момент схватить повестку, это, конечно, здорово, но если у дежурного хорошая память…

Мы с Викентьичем подошли к толпе и остановились, оценивая обстановку. Народ образовал неровный полукруг, такой огромный серп, охвативший пространство перед крыльцом столовой, а дальше не пускали вставшие в оцепление милиционеры.

«Прощай, от всех вокзалов поезда уходят в дальние края; прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января», – доносился из открытого окна столовой голос Лещенко.

– Ладно… – Викентьич тяжко вздохнул и я понял, до какой степени ему не хотелось связываться с ментами, – чего так стоять… – Он пробрался сквозь толпу и вышел на невысокого, с рябым лицом рыжего сержанта. Я хвостом протиснулся за ним. – Можно узнать, что здесь происходит?

Сержант уставился на него бесцветными прозрачными глазами, поморщился и секунд десять молчал, давая понять, как он относится к таким любопытствующим.

– А можно сначала узнать, какое вам до этого дело, – наконец процедил он. – Вы кто вообще такой?

– Мастер ремонтно-механического. – Викентьич через плечо ткнул большим пальцем за спину. – Викентьев Александр.

– Рад знакомству, – опять процедил мент. – И что?

– Ну как… – Викентьич набрал в грудь воздуха. – В отсутствие начальника цеха я старший. – И замолчал, кажется, не зная, что еще сказать.