Алексей Оутерицкий - Немцы в городе

– По латику… – пробурчал я. – На хрена вообще тратиться на какое-то чертово кино. На эти деньги можно было посидеть, попить пива.

– Да брось ты, – сказал Леха, – пиво в любой момент можно попить, а фильм новый, его даже в интернет еще не выложили. Пацаны говорили, оборжешься. Ага, вон, Сашка… Давай, двинули.

– Мишка, привет, – вдруг раздался голос с акцентом сзади, я обернулся и обнаружил пацана из своего района, задолжавшего мне червонец. – Тоже в кино?

– Типа того… – Я протянул ему руку.

– Я сейчас без бабок, отдам позже, – сказал он и покосился на Леху, кажется, соображая, здороваться с ним или нет.

– Раз двести уже это слышал, – буркнул я. Буркнул, впрочем, без раздражения, нейтрально. Пацан был нормальный и тоже не раз выручал меня деньгами.

– Зуб даю, – сказал он, – у тебя даже прыщ не успеет сойти, как верну…

– Что за хрен? – спросил Леха, когда он отошел, а я машинально поднес к носу палец и тут же отдернул его, боясь стереть пудру.

– Да… с района. Нормальный… Валдисом зовут.

– А-а-а… – сказал Леха.

Вскоре мы сидели в мягких креслах, потягивали баночное пиво и пялились на экран с каким-то маловразумительным фильмом, который в рекламе преподносился как новая голливудская суперкомедия, а на деле оказался обычной хренью, где какие-то остолопы гонялись за какими-то сокровищами, спрятанными другими остолопами. Впрочем, возможно, мне только казалось, что фильм из рук вон плохой, потому что в какой-то момент я почувствовал, что у меня начинает ныть затылок.

Через десяток минут Леха заметил, что я не смеюсь. Сам он, конечно, периодически натужно гоготал, отбивая инвестированные в американское киноискусство баблосы.

– Ты чего, – тихо спросил он, повернувшись ко мне. На экране была ночь, в зале воцарилась кромешная тьма, и лицо Лехи смутно белело в этой тьме, поблескивая жиром, я видел это боковым зрением.

– Чего «чего»?

– Чего такой кислый.

– Да башка что-то трещать начала.

– Фигня вопрос, – оптимистично заявил Леха. Он отвернулся от меня и повернулся к Сашке. Теперь, наверное, Сашка видел боковым зрением смутно белеющее пятно Лехиного лица. – Сань, дай Михе таблетку… – услышал я приглушенный голос Лехи и через секунду его лицевой жир блеснул опять в мою сторону. – Короче, тебе повезло. Саня перед сеансом как раз в аптеку забегал, бабке таблетки от ревматизма купить.

– Мне от ревматизма не надо, – торопливо предупредил я, услышав, как Сашка зашуршал фольгой упаковки. – Эй, слышите?

– Не ссы, – сказал Леха, – он и от головняка ей заодно купил… Вот, держи.

Он сунул мне таблетку, которую принял от Сашки, и я быстро забросил ее в рот. Затем не глядя принял у Лехи банку с пивом и его горечью погасил горечь в ротовой полости, возникшую от таблетки.

Краем глаза я засек, что Сашка с Лехой тоже приняли по таблетке.

– А вам-то на хрена, – сказал я. – Если у вас не болит.

– Чтоб и не заболело, – беззаботно пояснил Леха.

– Нормально? – перегнувшись через Леху, спросил Сашка.

– Да уж прям… – все так же не глядя в их сторону, буркнул я. – Пусть хоть пара минут пройдет, тогда посмотрим.

Ночь на экране закончилась, в зале стало светло, а меня вдруг как-то нехорошо повело, словно зал попал в зону невесомости. Я даже вцепился в подлокотники, чтобы случайно не вылететь из кресла в пространство, и опять уловил боковым зрением интерес ко мне неугомонного Лехи.

– У тебя что, судороги? – спросил он, но я его вопрос проигнорировал.

На экране космический корабль летел среди звезд, хотя мы вроде бы смотрели комедийный боевик, и, наверное, именно с этим красочным полетом и было связано мое неожиданное ощущение.

Через какое-то время все прошло. Кажется, мне помогли кресельные подлокотники – они были прохладными, и эта прохлада почему-то придала мне чувство уверенности, что все в этой жизни хорошо.

– Что за фильм мы смотрим? – поколебавшись, спросил я и Леха в очередной раз повернул ко мне блестящее лицо.

Он ничего не ответил, но я почувствовал исходящую от него подозрительность. Прошел десяток секунд, Леха продолжал меня разглядывать и мне это не очень-то понравилось.

– Чего пялишься, – сказал я. И вдруг понял, что вряд ли смогу повернуть к нему голову. Конечно, я и не хотел ее поворачивать, но не хотеть – это одно, а не иметь возможности это сделать – совсем другое. Мне показалось, что шею заклинило.

– Голова прошла? – спросил Леха.

Я промолчал.

На экране какой-то мужик в роскошно обставленной каюте звездолета уселся на диване перед телевизором и щелкнул пультом. Заиграла бравурная музыка и на огромной плазменной панели возникло черно-белое изображение немецкого орла со свастикой, сопровождаемое надписью «Die Deutsche Wochenschau». Закадровый голос перевел: «Немецкая кинохроника».

«Война на восточном фронте… – начал вещать диктор, в то время как плазменная панель в каюте мужика увеличилась и заняла весь экран кинозала, – …на севере и в центральной части Восточного фронта благодаря укреплению сил немецкого сопротивления достигнута стабильность в ходе военных действий».

Черно-белые танки двигались по черно-белому полю, из люка одной из машин, показываемой крупным планом, торчала голова ганса в шлеме с наушниками.

«Танковые и мотострелковые соединения прорвались из Восточной Пруссии через линию обороны русских в Риге и восстановили связь с нашими дивизиями в Курляндии».

Несколькими выстрелами танк развалил встретившуюся прямо по курсу деревянную избу какого-то хутора, и все экранное пространство окуталось клубами пыли. В какой-то момент я почувствовал, как эта пыль оседает на мое лицо, и еще крепче вцепился в спасительные подлокотники кресла. Они нагрелись от моих рук и уже не казались столь уж надежным якорем в этой жизни.

«Эта операция поддерживалась немецкими военно-морскими силами, которые поразили большевистские очаги сопротивления на Курляндском побережье. Попытки большевиков предотвратить прорыв, бросив в бой крупные танковые силы, были пресечены огнем нашей зенитной артиллерии».

Море, боевые корабли, взрезающие острыми носами черно-белые волны…

«Кавалер креста с дубовыми листьями генерал-майор Фон Зильберг награждает двух бойцов-однополчан, старшего лейтенанта Яске и стрелка Зиглера общевойсковыми знаками отличия первой степени за уничтоженные танки, и рыцарскими крестами. Обрадованы и поздравляющие их товарищи. Пусть солдатское счастье сопутствует им и впредь»…

Усталые лица двух немецких солдат, на серые гимнастерки которых вешают награды, поздравления однополчан…

– Херня какая-то, – сказал я. – Лоханулись мы, пацаны.

– Мы случайно не перепутали зал? – подал голос и Сашка.