Алексей Оутерицкий - Немцы в городе

– Пойду-ка, узнаю, куда сдавать вещи, – наконец сказал я, вставая.

Не представляя, кому отправить свое барахло по причине отсутствия в стране родных, я написал на мешке свой домашний адрес, хотя знал, что моя квартира в одном из самых престижных жилых комплексов в центре Москвы была продана военкоматом для революционных нужд, а в качестве получателя написал: «Хелен из модельного агентства Престиж», надеясь, что на гражданке со всем этим как-нибудь разберутся.

– Наше отделение и без того припозднилось, все уже давно с этим покончили…

Обойдя лагерь и разыскав огромную пятидесятиместную палатку с надписью «Склад», я в растерянности застыл перед входом, думая, как обозначить свое прибытие, ведь стучать в брезент было, разумеется, буржуазной глупостью. Я покашлял, но не услышал приглашения, хотя, судя по музыке и неразборчивым выкрикам, внутри кто-то был. Тогда я осторожно сдвинул входную ткань и в следующую секунду с трудом сдержал уже настоящий кашель, потому что все пространство бескрайней палатки было наполнено ядовитым дымом империалистических сигарет «Marlboro». В центре находился уставленный коньяком и бутербродами с осетровой икрой стол, на скамейках вокруг которого расположились комиссары в кожанках, а на их коленях сидели полуголые размалеванные девицы с каблуками.

– А я все летала… – звучало из старого кассетного магнитофона, в то время как пьяные комиссары тискали довольно повизгивающих девиц, а самая симпатичная из них в одном только пиджаке стюардессы извивалась на центральном, поддерживающем палатку шесте, – но я так и знала… что мечты лишь мало… для любви, ла-ла-ла…

В одном из углов возвышалась груда исчерканных химическими каракулями мешков, возле которых копошилось около десятка лиц кавказской национальности. Мордовороты в кепках-аэродромах, с заросшими черной щетиной щеками, вспарывали мешки и ловко сортировали тряпки, жадно набрасываясь на дорогие модели мобильных телефонов, часы, рассматривая костюмы и гортанными голосами ругаясь из-за спорной добычи на своем языке.

Я опять негромко покашлял, но на меня не обратили внимания, и я, поколебавшись, выскользнул наружу.

– Ашот! – отойдя из палатки, услышал я зычный голос товарища Верховного комиссара. – Хватит копаться! Сказано же, или вы берете все чохом за фиксированную цену, или, считай, мы не договорились.

– Карашо, как сыкажеш, началник… – ответил, очевидно, Ашот, и я побрел восвояси.

– Передумал я барахло отправлять, – пояснил я вопросительно уставившемуся на меня Липману и затолкал подготовленный к отправке мешок в походный сидор. – Некому мне… Взвод, отбой!

Затем лег на разбросанное по палатке сено и, пристроив сидор под голову, почти мгновенно погрузился в здоровый солдатский сон, успев заметить, что осторожный Липман по примеру старшего тоже решил оставить личные вещи при себе. И так поступил весь взвод.

– Итак… – вещал в громкоговоритель товарищ Верховный комиссар, а мы стояли на железнодорожной насыпи возле неподвижно застывшего состава из теплушек, крепко сжимая в руках трехлинейки Мосина, – сейчас каждый из вас получит задание, выполнить которое предстоит любой ценой… пусть даже путем пожертвования в плавильный котел революции своей собственной жизни!

Комиссар сделал паузу и помощник тут же поднес ему блестящую фляжку, промочить пересохшее горло.

– Все произойдет в полном соответствии с предписанием военкомата! – крякнув после внушительного глотка, продолжил комиссар. – Все помнят, чем вам надлежит заниматься в случае начала военных действий или введения особого положения?

– А то… – загудел строй, когда бойцы поняли, что от них ждут ответа. – Нешто мы способны инструкцию забыть, командир… Мы люди ответственные, военные… Буржуазные глупости остались в прошлом…

– Сейчас каждый из вас получит группу объектов конвоирования и пакет с предписанием, куда их следует доставить… А ну, разгружай!

Это он крикнул уже специальным бойцам, стоящим у вагонов наготове. Те дружно навалились на двери, сдвигая их в сторону, и через минуту из вагонов на насыпь горохом посыпались дети, щурящиеся после вагонной полутьмы от яркого дневного света. Точнее, это мне показалось в первую секунду, потому что щурящиеся дети оказались китайцами с глазами – щелочками. Низкорослые доходяги выстроились в шеренги и мне стало понятно, почему они спрыгивали на насыпь партиями по двадцать человек – китайцы были скованы цепями.

Раздался недоуменный гул, кто-то из бойцов засмеялся, но большинство стояло в молчании, не зная, как реагировать на происходящее.

– Сейчас все повзводно подходят к моим заместителям и получают предписания! – объявил комиссар и военный оркестр заиграл бодрый марш. – Первый взвод… Шаго-о-ом… арш!

И первый взвод двинулся строевой поступью вперед.

– Подготовились… – скомандовал я своим, потому что мой взвод был вторым.

А тем временем по степи уже разбредались первые конвоиры с партиями приписанных к каждому китайцев. В военной организации и происходило все по-военному, четко и быстро.

– На месте… – зычным голосом скомандовал я, и наспех обученные мной китайцы замаршировали на месте, подняв тучу всепроникающей пыли, – стой! Раз – два…

Китайцы, звякнув цепью, остановились, а я огляделся. Мы оказались в степи, где не за что было зацепиться глазу. Посмотрев на командирские часы китайского производства, выданные мне военкоматом под роспись и личную ответственность, я вздохнул и присел на подвернувшийся бугорок. Трехлинейку я предусмотрительно положил рядом, в пределах досягаемости протянутой руки.

– Можете присаживаться, басурманы… – подумав, сказал я, и уставшие китайцы покидали на землю свои мешки и брякнулись на них задницами, отчего в небо взлетело очередное облако пыли.

Они тихо залопотали по-своему, что-то обсуждая, а я тем временем вскрыл особой важности пакет и обнаружил в нем сложенный вчетверо обрывок пожелтевшего газетного листа с нанесенными поверх печатного текста каракулями.

«Предписываю… фельдфебелю Константинову И. Б. доставить вверенные ему объекты (в кол-ве 20 голов) в пункт № 1 Дальневосточной революционной республики. По пути следования приказываю кормить конвоируемых согласно установленным нормам пищевого довольствия из расчета 1 кг в сутки на одну китайскую единицу…

За отказ выполнения приказа или утерю хотя бы одного из конвоируемых объектов предусматривается наказание виновного путем насаживания его на исправительный революционный кол.

Член дальневосточного реввоенсовета, Верховный комиссар Дальневосточной революционной республики товарищ Гусман Е. М.».