Жанна Лебедева - Очень босоногая история: Маньяк на свободе!

— Ах ты, гад! Вот я до тебя и добрался! Думаешь, подставил меня в Омске, и порядок? Из–за тебя, говнюк, меня в психушке держали, да еще и чуть маньяком не сделали… А все из–за фамилии, я теперь все, гнида ты мерзкая, знаю! Этот Войцехович, сатанист недоделанный, и вы, его приспешники, решили опозорить какого–то питерского ученого, моего однофамильца… Лопухова! Да если бы я знал раньше! Ну, теперь–то ты, сволочь, ответишь за все!..

Пока ребята радостно обнимали освобожденную Асю, Ольга оттащила свирепствующего Бурдока от бездыханного тела Бориса.

— Ты, давай, полегче! Нам его еще в милицию сдавать! — пояснила она. — Они сейчас приедут, а ты маньяка убил! У нас и так уже только один остался!

Услышав про милицию, Бурдок забеспокоился и резво направился в сторону своего танка. Ольга задумчиво посмотрела в морскую даль, отошла в сторону и устало присела на прибрежный песок. В это время Борис зашевелился, приходя в себя. Силы, обычные человеческие, а не потусторонние, похоже, к нему вернулись, он замотал головой, осмотрелся по сторонам выпученными глазами и попытался подняться.

— Дяяяяядечка! Что же ты наделал–то, разве ж так можно?! — истошно запищал кто–то, и перед удивленными взглядами всех присутствующих предстал маленький человечек в валенках и ушанке, курносый как поросенок, с черными бусинками–глазами.

При появлении странного персонажа девочки взвизгнули, а Ольга схватилась за ручку зонта.

— Что ж ты, дяденька, коробочку–то не уберег, я ж тебе говорил! А теперь все!

— Какое, к дьяволу, все! — хрипло рявкнул Борис. — Чего мелешь, сучонок! Я вам, чертям, душу заложил, а ты меня настебать решил?

— Так как же, дяяяяденька, как же, — не унимаясь, пищал бесененок, — я ж тебе говорил, что инвентарь беречь надо! И варежечки, и принтерочек, и собачечку! А ты костюмчик порвал, сапожки грязью завозил, изнутри причем! У меня ж начальство! Начальство–то ругается!

— Какое начальство! — Борис гневно схватил чертика за загривок. — Мне плевать на твое начальство! Я Адмирал! И ваша братия рогатая мне не указ!

Из–под широкой бесячьей курточки вдруг раздался оглушительный трезвон, и малыш, ловко вывернувшись, вынул из–за пазухи огромный старомодный телефон с наборным диском и, продолжая висеть над землей в руках Бориса, снял трубку. Из трубки донесся чей–то громогласный рев, сопровождаемый оркестром тех звуков, что обычно бывают в зоопарке.

— Ой, Лилития Самаэльевна, благодетельница, пощади! — оправдываясь, заголосил бесенок. — Не сберег проклятый псих… психолог добра ему доверенного, не губи, великая госпожа, поймал я его, прямо за руку… Приходи и забирай!

— Чего ты там мелешь! Собачий выродок! — окончательно пришедший в себя Борис решил, что силы его вернулись. Он размахнулся и злобно швырнул Тасика в сторону ребят. Брошенный чертенок чуть не сбил бы с ног стоявшую там Асю, но она поймала его как баскетбольный мячик и осторожно поставила на землю.

— Спасибо, добрая девочка! — Тасик церемонно поклонился испуганной девушке и злобно уставился на Бориса. — Ну держись, дяденька, как придет начальство мое, высокоблагородная Лилития Самаэльевна!

Не успел он это произнести, как земля задрожала и разверзлась, изрыгнув из своих недр громадную фигуру, которая развернулась, выпрямилась и предстала изумленным людям в виде исполинской темнокожей женщины. Ростом странная дама была с двухэтажный дом, а лицом походила на Шакила Онила. Из одежды на великанше были только высокие красные сапоги на шпильках и огромной платформе, а голову ее венчали раскидистые оленьи рога, по структуре своей похожие на темно–бордовый коралл.

— Что ты с ним возишься, Тасикакий! — дама гаркнула так, что водная гладь пошла рябью, а земля содрогнулась. — Что мне теперь, за всеми нарушителями договора самой бегать?

— Простите, Лилития Самаэльевна, — подобострастно запищал Тасик, — так он меня, того! За шкирку! И из отеля вот тоже жалуются, — Тасик строго посмотрел на Бориса, — собачка–то ваша, говорят, по ночам воет, горничную напугала и на ковер на персидский, коллекционный сходить изволила… по–большому, между прочим! И вообще вы, дяденька–сударь, необязательный, не надо было у вас душу брать! У нас от таких, как вы, душ на пять лет вперед уже набрано, а принтер, который вы изувечить посмели, между прочим, денег стоит, мне же их теперь из жалования вычтут!

Ася, ковырявшая пальцем ноги землю, подцепила осколок принтера и вздохнула:

— Нам бы такой в лабораторию… «Хьюлетт — Паккард» последней модели!

— Да вы что все, сдурели? — начал было возмущаться Борис, однако грозная демонесса одним щелчком пальцев лишила его дара речи. Она легким движением подхватила Бориса с земли и зажав под мышкой на манер того, как носит своих собачек Пэрис Хилтон, утащила прочь. Тасик мячиком поскакал за ней, на прощанье помахав ребятам рукой.

— Не отставай, Тасикакий, — прикрикнула на него начальница, — мы этого адмирала самозваного чернокнижнику одному в аренду сдадим, пусть должок свой у него отрабатывает!..

Лихославль, частный сектор.

Силовое поле, не пустившее Калистрата к домику старухи, существенно ослабло и не устояло перед всеми восемью воинами. Воздух дрожал маревом и казался густым как кисель, однако шаг за шагом они подошли к дому номер тринадцать. Вход в обитель зла оказался обычным частным домом, эдакой ведьминой избушкой, низкой, с маленькими заколоченными окнами и ветхим, полуразвалившимся забором.

— Осторожнее! — Калистрат предупредительно поднял руку, призывая остановиться свою армию, уже приготовившуюся ринуться внутрь.

— Может, войдем внутрь? Пока никого нет? — чуть не подпрыгивая от нетерпения, поинтересовались в один голос Настя и Юлька.

— Не все так просто! — Береза, внимательно вглядываясь и прислушиваясь к каждому шороху, доносящемуся из–за забора. — Там какое–то движение.

Девушка жестом показала остальным в сторону полуразрушенного курятника в темном углу двора. Однако, кроме Ирмы, никто ничего так и не смог услышать или разглядеть, даже опытный Калистрат только покачал головой.

— Я пойду вперед, на разведку, а вы прикройте меня! — Береза решительно двинулась к калитке, Калистрат, сжав покрепче в могучей руке меч, пошел следом.

Стоило им приблизиться на небольшое расстояние к забору, как во дворе началось движение. Неуловимые тени зашевелились в кустах, шурша и бормоча.

Ирма медленно, как сапер, протянула руку, чтобы открыть дверь, но едва ее пальцы коснулись трухлявых досок, как из–под кустов, крыльца, сарая и подворотни безумной пернатой массой хлынули небольшие ворчащие и кудахтающие существа — это были куры старухи–стражницы. Казалось, что разъяренным птицам не будет конца, толпой они накинулись на ребят, пса и богатыря, и те, в свою очередь, едва успели выхватить оружие и отбить атаку. Глаза кур светились желтыми огоньками, а черные точки зрачков, похожие на косточки ядовитых ягод, с ненавистью взирали на тех, кто посмел нарушить неприкосновенность границ их тайной обители. В воздухе мелькнуло лезвие катаны, срубая остроклювые птичьи головы; раздались несколько выстрелов, и тушки птиц повалились на землю, прошитые насквозь пулями; словно из порванной подушки разлетелась туча перьев после удара стальной Лериной ноги…