Игорь Тумаш - По совместительству экзорцист

Прищепкин вскочил с кресла и в волнении зачелночил по квартире. Концепция раскрутки «преподобного» витала прямо над головой. Хвать! «Если, — схватил–таки он мысль за хвост, — декларируемое внутреннее божественное содержание, по непонятным для него причинам, вдруг как бы станет его истинной сущностью. Проще говоря, если нечаянно обнаружит себя… настоящим сыном божьим. Вот где напряг получится! Ему придется пережить такой мистический ужас, что даже перспектива вновь оказаться в лагере покажется спасительной… Туда и постарается вернуться, чтобы насколько можно восстановить прежний, понятный порядок вещей. Моя задача этот фокус–мокус ему организовать.

Только сделаю–ка я еще, чтобы проверить дееспособность умозаключения, зарисовку психологического портрета афериста.

Григориади прямо демон какой–то. Для него не существует табу. Быть вообще вне какой бы то ни было морали — осознанный выбор игрового поля. Он — продукт последней криминальной генерации и его можно отнести к так называемым отморозкам… Хотя и среди них такого еще поискать: это надо же было так с матерью поступить! И за «сына божьего», между прочим, сейчас на зоне запросто опустить могут. Ведь из лагерных церквушек, коих нынче несть числа понастроили, паханов да урок за уши не вытянуть.

Итак, психологический портрет данного гражданина таков — это демон в обезьяньем обличье, ЭТО СВЕРХОТМОРОЗОК. Следовательно, схема раскрутки: демон — ангел, Сатана — Бог должна себя оправдать!

Сеньор Помидор, вы контрастный душ заказывали?.. Как, неужели нет!? Но все равно милости просим назад в клетку, там вы будете в безопасности».

Детектив в кресле сладко зевнул и выключил лампу. Оставалось продумать техническое решение. Но… пора и честь знать: спать, спать, спать! Для начала он поставит в доме «преподобного» Патрика О*Грегори несколько «жучков» и установит за ним постоянное визуальное наблюдение. А сейчас — баиньки!

Нацепив для важности очки на кончик носа, лжесын божий пересчитывал добычу, то бишь выуженные у стариков цветопсихотропным, наверняка изобретенным в демократической Америке, способом пожертвования «на строительство храма». Слева от него на столе лохматился ворох денег, тикала груда часов, по большей части советского еще производства, всяких там «Ракет», «Побед», щетинилась кучка из цепочек и сережек, справа громоздились большие амбарные счеты. В кабинет на цыпочках проскользнула Маргарита и обняла любимого примата за плечи, заворковала:

— Гриша, ты совсем не бережешь себя. Ну сколько можно работать?!.. И вообще, знаешь, страшно мне. Если сорвется все, у тебя хоть профессия есть, или ты исключительно аферист?

— Обижаешь, — Григорий Константинович по–детски надул губы: любовная игра между ними не прекращалась ни на минуту, — сантехник я. Между прочим, самого высокого разряда. Не пропадем. Только, знаешь, скучно мне было с этими вентилями и кранами возиться: с детства на артиста выучиться мечтал.

— Гришуня, — словно вспомнила Марго, — а мы ведь на свадьбу приглашены: Надька Великанова замуж выходит. Отказываться вроде неудобно. Может, сходим развеемся, а?

— Почему бы и нет. — «Преподобный» потянулся и хлопнул подругу по мягкому месту. — Ты мой костюм из ателье забрала?

Накануне в доме Григориади побывал прищепкинский «энергонадзор» и поэтому запись этого разговора детектив прослушал дома.

— Ага, значит, на свадьбу собрались? Отлично! — бодро воскликнул он.

Прищепкин включил настольную лампу, рассыпал по столу орехи и начал напряженно думать: как же концепцию раскрутки превратить в некий конкретный план действий?

«Чтобы жулик обнаружил себя божьим сыном нужно… нужно… ему нужно нечаянно совершить некое чудо. Но какое?»

Детектив сожрал, наверно, с полкило орехов, но все промелькнувшие в голове идеи почему–то казались ему недостаточно эффективными, какими–то искусственными. Как бы снятыми не с той плоскости.

«Придется отложить задачу по крайней мере на сутки, — понял он, — Пока решение не придет само собой».

Как ни странно, но его мозги были устроены таким же образом, как у людей творчества, то есть с разбуженным, активизированным подсознанием, которому стоило только что–нибудь подкинуть и оно начинало трудиться над решением вопроса самостоятельно, круглые сутки. Прищепкин даже мог позволить себе заниматься чем–то совсем посторонним. Например, затеять очередной ремонт своей «восьмерки». Через какое–то время подсознание все равно выдавало готовенькое решение.

— Халявщик! — говорил в таких случаях киселевградский дружбан по РОВДу Мишка Драндулетов с некоторой завистью.

— И ты становись халявщиком, пожалуйста, — отвечал Георгий. — Но для этого твоя анкета должна выглядеть таким образом:

«1. Любимое развлечение? — Оперативная служба во внерабочее время.

2. Заветная мечта? — Полностью покончить с преступностью в пределах зоны ответственности своего РОВДа.

3. Что для твоего сердца дороже:

а). Сыскарская служба или семья? — О чем базар, разумеется, служба.

б). Сыскная собака Мухтар или мать родная? — Мухтар, однозначно».

Короче, утром, едва проснувшись, Прищепкин сразу же поспешил «заглянуть» в то место сознания, куда подсознание подбрасывало свои депеши.

— Ура! Есть халява! — обрадовался детектив, словно ребенок. — «Лжесын божий должен совершать те же чудеса, что и Спаситель. См. Евангелие», — было содержание презента.

Ну конечно, согласился Прищепкин. Ведь если павиан «совершит» каноническое чудо, то ему не придется теряться в догадках по поводу происхождения сюжета. Ему также не удастся по отношению к нему абстрагироваться, рассмотреть холодно, без пристрастий, с позиций наблюдателя. «Толкователю Библии из американского штата Айова» будет достаточно взять в руки толкуемую книгу и… покинутая им заполярная колония покажется ему единственным местом, где он сможет восстановить душевное спокойствие.

Именно на свадьбе–то, превратив воду в вино, Христос свое первое чудо и сотворил.

Уничтожив в жестком золотом кругу света настольной лампы килограмма полтора орехов, Прищепкину таки удалось придумать, как он павиану это чудо организует.

На следующее утро встал рано и почистил зубы; Прищепкин всегда начинал ответственный день в свежих трусах и с почищенными зубами. Погнал «восьмерку» к ближайшему винно–водочному.

Интересно, вскользь подумал он, почему нынче, при демократии, толпы поджидающих открытия магазинов данного профиля синюг стали еще гуще, чем во времена пресса КП? Что или кто мешает пиплу заниматься делом, вместо того чтобы хлестать пойло?.. Ну конечно высокий уровень преступности! — решил Прищепкин и его пальцы сами собой сжались в кулаки.