Игорь Тумаш - По совместительству экзорцист

Григориади взял Иванова под опеку. И сделал так, чтобы тот спал на соседних нарах, работал в той же бригаде. Причем держал себя с ним почти на равных, будто не было между ними разрыва на несколько этажей башни криминальной иерархии. Рядом с Григориади Иванов ощущал себя в полной безопасности, словно у мамки за пазухой. Тот стал ему необходим будто воздух и Аш — Два-О.

«Овощ созрел», — сказал себе однажды Григориади.

Как–то вечером, в бараке, сидели они в конце длинного стола и хлебали жидкий чай из облупленных жестяных кружек. В трубе гудело. Ветер раскачивал скрипевшие, как тележные колеса, прожектора и таким образом потоки света также раскачивались: когда какой–то попадал на заросшее толстенным слоем льда барачное оконце, то оно словно озарялось горящим, в прожилках, золотом. Время близилось к отбою. Часть заключенных уже спала. Компания на другом конце стола играла в карты. Извращенец Дед — Кэтикет, сгорбившись на нарах, чинил чей–то ватник. Остальные заключенные, разбившись на группы, тихо переговаривались.

Григориади, магнетизируя Иванова своим властным, нечеловеческим взглядом, начал его «обрабатывать»:

— Вот ты, Максимка, бухгалтер, а я вор. Ты воровал для брюха, вон какой мамон отрастил, а я, потому что законом нашим так предписано. Ведь вору ничего не нужно: ни семьи, ни дома, ни тачки в перламутре. Поэтому мы, Максимка, самые благородные люди на земле! И свободные по этой же причине. Духом! Поэтому и решил я, Максимка–бухгалтер, отсюда обрываться. А так как без меня, тебя здесь, что называется, опустят, то предлагаю делать привет Шишкину вдвоем. Что скажешь?

— Срок–то я получил небольшой, — осторожно протянул Иванов. — Стоит ли?

Григориади ухмыльнулся:

— Уже через месяц, даю гарантию, в зеркале себя не узнаешь… Ну? Иванов заерзал, но, подчиняясь неумолимому взгляду опекуна, выдавил:

— Ладно, придется, чувствую. Бежим!

— Себя–то я знаю, — величаво, с большим апломбом заявил Григориади. — Верней и надежней человека просто не существует. Но чтобы я мог быть уверенным и в тебе, мы должны стать кунаками, то есть такими друзьями, которые готовы пожертвовать друг для друга всем. Вплоть до жизни.

И он тут же чиркнул заточенной ручкой ложки по запястью. Кровь заструилась в подставленную кружку. Передал заточку Иванову:

— Режь!

Иванов послушно, с болезненной гримасой, сделал то же самое. Григориади взболтал содержимое кружки и отпил глоток. Передал Иванову. Тот допил.

— Вот теперь мы кунаки. Освободить от кунакских друг перед другом обязанностей может только смерть.

По тундре, вдоль берега Катырак–озера, силами бригад заключенных велся газопровод. А на самом озере еще одна бригада заготавливала глыбы льда. Из них выпиливали «кирпичи» и прочие заготовки для строящегося в поселке к новогодним гуляниям «ледяного городка». Так как водопровод в поселке замерз, то сюда же, к полынье, приезжали водовозки.

Григориади работал в бригаде сварщиков. На свободе был завмагом, буфетчиком, товароведом и, естественно, предпринимателем. Но когда по зоне собирали специалистов, выдал себя за сварщика высшей квалификации, победителя профессиональных конкурсов «Мастера Золотые руки». Манера такая у Григориади была: лапшу подавать непременно с патокой… Слопали, никому не хотелось связываться.

А в сварные он полез по причине все того же гастрита: тем было положено молоко, которое, правда, давали по большим праздникам или в дни визитов каких–нибудь комиссий. Да и то порошковое или кусковое, то есть замороженное, в виде килограммовых брикетов. Но для Григориади, персонально, молоко все же находили.

Никогда не был сварщиком и Иванов, но по рекомендации опекуна в бригаду были вынуждены принять и его.

Трещали морозы, выли арктические ветры; когда до Нового года оставались считанные недели, план побега у Григориади был готов.

Первым делом кунаки заготовили два обрезка трубы метрового диаметра и длинной в человеческий рост. Утеплили изнутри толем. Этого добра на промучастке было хоть завались. Запасли жратвы, на случай обморожения купили у охраны литр спирта за двадцать баксов.

Теперь оставалось выждать стечение обстоятельств. Во–первых, когда шоферы с водовозок решат съесть ссобойки в теплой бытовке охраны и оставят заправленные машины без присмотра; во–вторых, когда и водители, и зеки, и охрана как следует увлекутся хавкой.

И вот однажды Григориади показалось, будто такой момент наступил. Это случилось двадцать восьмого декабря, когда Григориади был уже готов корректировать план. В мгновение ока они перекатили обрезки на «кирпичный участок», поставили на торцы, направили на них струи воды из брандспойтов и залезли внутрь труб.

Когда водители вернулись, то обнаружили цистерны пустыми. Перед машинами образовались новые глыбы льда. Дурацкие шутки!

Водовозки поехали заправляться по второму разу, а из этих глыб тут же выпилили заготовки, которые вместе с прочими ледяными стройматериалами погрузили и вывезли в поселок, на строительство «ледяного городка». Так как до конца рабочего дня исчезновение Григориади и Иванова никто не заметил, то грузовик проскочил через КПП без досмотра.

Между тем работы по строительству подходили к концу. С высоченной ледяной горки уже можно было кататься. Городок был обнесен крепостной стеной. Его центром, конечно, служили Кремль с часами и гигантская елка.

Ледяные фигуры сказочных персонажей русского фольклора шаловливые ребятишки в меру своих слабых сил успели «прописать». Деду Морозу, в частности, отбили нос. Снегурочке обозначили причинное место. Внутри всех трех пастей Змея Горыновича разбили лампочки. Наконец, превратили Избушку на курьих ножках в туалет на сваях… Дети… детишки…

Строители заканчивали монтаж последних сооружений, электрики развешивали гирлянды, маляры докрашивали Кремль красной масляной краской: битте–дритте, Борис Николаевич.

Вечер последнего дня декабря. Весь городок сиял огнями. Из репродукторов поливала попса: Филя с фанерой, Маша с медведями, Моисеев с Трубачом. Народу было тьма: за ледяной кремлевской стеной собралась добрая половина поселка. Все взрослые, а также некоторые наиболее продвинутые подростки, были уже изрядно под градусом. Благодаря этому чувствовали себя совсем маленькими и, наверно, верили, будто через несколько часов в гости к ним придет Дедушка Мороз да принесет водочки еще.

Большая компания, взявшись за руки, кружилась вокруг елки. Дяди и тети самозабвенно катались с горки. Однако самозабвенность и тех и других была напускной: на самом деле дяди сосредоточенно теть щупали. Что можно нащупать в рукавицах «шубинках» да еще через толстые шубы? Ведь наверняка шестой размер прелестей путали с нулевым?.. Нет ответа. Громкие голоса, взрывы хохота и пиликанье гармошек аккомпанировали этим эротическим играм на свежем арктическом воздухе.