Эфраим Тзимицу - Техноангелы

— Тебе нужно быть в форме.

— Что? — непонимающе спросил Маледикт.

— Ты утолил голод и жажду, теперь ты должен удовлетворить и другие потребности. Потом ты будешь отдыхать.

— Что ты имеешь в виду?

— Сделай все, что ты хочешь — проговорила она, и при этих словах её кожа лавандового цвета особенно сильно бросилась в глаза сквозь прорехи в её рванье.

— Знаешь что… Вали отсюда куда подальше! — раздраженно ответил ей Маледикт. Он вспомнил Вику — пусть он и разлучен с ней, но это не значит, что он будет заниматься этим, да еще и следуя прихоти каких–то там работорговцев, пустынных бандитов, кем бы они там не были!

— Мой господин будет расстроен.

— Мне плевать на мнение твоего господина, кем бы он там ни был! Вали отсюда, живо, я сказал!

— Хорошо — ничуть не расстроенная, девочка быстро схватила корзинку и выбежала из камеры.

И снова Маледикт сидел в одиночестве в своей камере. Но через некоторое время его уединение прервал новый визит. На этот раз к нему явился главный из его пленителей, который и заключил его в эту камеру.

— Ты отказался от моего дара тебе, чужак — проговорил он, присаживаясь на пол камеры — почему?

— Мне не нужны твои подачки, особенно такие.

— Какие? Ты съел еду и выпил воду, почему же ты не взял Нииию? — непонимающе проговорил главарь в ответ.

— Мне она не нужна.

— Хм, значит тебе не нужна Нииия. Хорошо, у меня есть еще кое–что, ты наверняка сможешь подобрать подходящих. Мне нужно, чтобы ты был в форме. Муж же должен делать то, что он хочет, пусть даже он и пленник. А ты муж, я вижу это.

— Но этого я не хочу.

— Странный ты чужак… Может ты и впрямь из другого мира? Ты вызываешь мой интерес, но я не могу понять все же, что ты и откуда ты. Уверен, жрецы разберутся с тобой. Пока спи. Скоро мы отправимся в путь. Ты станешь моим приношением Храму.

— Зачем? Ты не мог найти других приношений?

— Я нашел их, но и ты входишь в их число чужак. Мои решения — закон, привыкни к этому, и помни, ты умер теперь.

— Я бы сказал, что я жив.

— Не имеет значения твое мнение. Я решил и так будет.

Сказав так, главарь вышел из камеры, и дверь за ним закрылась. Маледикт вновь остался один. В главаре его больше всего поражало то, насколько он был спокоен. Голос его не отражал ни одной эмоции. Вероятно, он просто хорошо владеет собой, или же все эти синекожие такие холодные и бесстрастные, наверное, все же последнее — он помнил, что девчонка, как её, Нииия, тоже ничем не показала своих чувств. Вскоре Маледикта сморил сон.

Проснулся он от звука открывающейся двери. В камеру вошли стражники. Достав свои кристаллические ножи, они жестом велели ему подниматься и следовать за ними. Когда они вывели Маледикта из пещер, он обратил внимание на того, что ясное еще вчера небо заволокли тучи. В клубящихся облаках сверкали молнии. Но, видимо никого кроме него это не беспокоило — видимо, в этих местах так было принято.

— Иди — подтолкнул его в спину один из стражников. Тот счел за лучшее не спорить и направился вперед, к подножию горы, из пещер которой они вышли. Там Маледикт увидел большой караван, который состоял из повозок, запряженных уже знакомыми ему насекомовидными тварями и всадников, восседавших верхом на таких же «жуках», но несколько мельче. Маледикта затолкали в одну из повозок, после чего дверь закрылась, и он вновь оказался взаперти, но на этот раз местом его заточения была небольшое помещение внутри повозки, свет в которое поступал через небольшое зарешеченное окошко. Снаружи послышались голоса его пленителей, которые о чем то переговаривались, затем прозвучал резкий окрик, звучавший как приказ, после чего Маледикт ощутил, как повозка, где он находился, заскрипела и затряслась — караван двинулся в путь.

Сидя в повозке, Маледикт с любопытством смотрел в окошко. Открывавшийся ему пейзаж навевал на него тоску, и отнюдь не повышал настроение — небо хмурилось и сверкало потоками молний, будто предвещая непогоду, вкупе с серами просторами песка пустыни, изредка разрезаемых темными ножами скал, это создавало ощущение конца всему, крушения всех надежд. Маледикт вздохнул — вновь он вспомнил Вику. Он вспомнил и тот миг, когда впервые увидел её, и то, как они спасались от упыря, и как они бежали прочь из города синего камня и зеленого света, и то, как они прощались с жизнью, замерзая. И вспомнил он, как её лицо исказилось мукой, когда она увидела, как этот монстр с горящими зелеными глазами вонзил ему в живот копье. Маледикт пытался отогнать от себя эти воспоминания, которые резали его душу, будто острые лезвия, но воспоминания и мысли о Вике не хотели отступать прочь. Даже теперь, когда жизнь его висела на волоске, и Маледикт даже предположить не мог, что же ждет его дальше, когда, как сказал ему глава его пленителей, он был уже мертвым, даже сейчас Маледикт мог думать только о Вике.

— Эй, чужак! — позвал его девичий голос, и что–то слегка заслонило оконце — Чужак, я знаю, ты здесь, что с тобой?

— А ты… — Маледикт был озадачен — голос казался ему каким–то знакомым.

— Я Нииия — ответил голос, и в оконце показалось лицо девочки, или скорее девушки. Теперь Маледикт вспомнил её — это её присылал главный среди этих пустынных разбойников к нему, чтобы она… Эх, даже думать сейчас об этом не хочется!

— Что с тобой? Почему ты замолчал? — послышался поразительно спокойный голос Нииии.

— Чего ты от меня хочешь? — вздохнув, произнес Маледикт — больше всего ему сейчас хотелось вновь остаться одному, и не думать о том, что ему предстоит, и не думать о том… что он потерял.

— Шарак прислал меня, чтобы я заботилась о тебе в пути. Он верит в то, что ты муж, но не верит твоим словам. Он оказывает тебе честь.

— Какую еще честь?

— Он прислал меня, чтобы ты мог получить необходимое. Я принесу тебе еду и питье, и также все, что может тебе потребоваться.

— Хорошо, принеси мне ключ от моей камеры.

— О, чужак — произнесла Нииия — не стоит воспринимать мои слова буквально, или же мне стоит сказать, что я оценила твою шутку? Пусть, считай, что я её оценила.

— Ну, хоть посмейся — проворчал Маледикт — чтобы я понял, что ты оценила шутку.

— Я высказала свое одобрение — более ничего не нужно.

— Странно тут у вас все. А что твой хозяин считает, может мне понадобиться?

— Об этом вы с ним разговаривали. Мой отец сказал слово, и я подчиняюсь, как следует подчиниться и тебе.

— Погоди… Ты сказала отец?!

— Да. Шарак — мой отец и он оказал тебе честь, прислав меня к тебе.

— И как он мог так поступить?!!!

— Он сделал то, что счел возможным, допустимым и необходимым.

От удивления Маледикт потерял дар речи. Потом его охватило возмущение, но это чувство быстро утихло — ни к чему попусту растравлять себя, лучше сосредоточиться на том, как можно сбежать от этих любезных хозяев, пока они не прибыли в этот Храм, где его принесут в жертву, или сотворят что–то не менее неприятное, почему в этом Маледикт не сомневался.