Кларинда - Штамм «Ратоньера»

И еще одна причина была — слишком мрачные воспоминания у Максима были связаны с трассой «Дон», равно как и случайно выехать на побережье Азовского моря ему было страшно. Он же помнит, что лежит на дне.

Поначалу они взяли неплохой темп и Максим, за десять лет благополучно забыв, как быстро устают у мотоциклиста спина и ноги, решил уже, что до пролива они доберутся без остановок, в крайнем случае, с одной-двумя. Но уже через час и Семен начал охать на каждом ухабе, и сам Максим понял, что без привалов не выдержит, и мотоцикл нагрелся так, будто его не освещало солнце, а жгли в доменной печи.

— Только остановки будем делать пореже, лучше немного помучиться, зато засветло доберемся, — предупредил Максим, когда они остановились на отдых прямо в чистом поле. Местность просматривалась во все стороны. Ни одного человека вокруг не было, собак тоже. В траве мелькнул было удирающий рыжий хвост, но то была лисица.

Максим поглядел ей вслед, а повернувшись, увидел, что по щекам старика стекают слезы.

— Ты что? Так тяжело ехать? Может, вернемся?

— Да нет, — старик сердито отвернулся, потом, решившись, сказал: — Я вспомнил, как сына вез к родным… Уже шестьдесят лет назад, даже шестьдесят пять. Тоже говорил ему, лучше помучиться в пути, зато доехать быстрее.

Максим промолчал и пошел откатить мотоцикл в тень, чтобы тот остывал. Впрочем, старик быстро успокоился и буркнул:

— Что, думаешь, альцмейгер ко мне пришел? Не дождешься. Я лучше некоторых еще соображаю. Ты это, ты сильно-то не гони. Я читал, была такая банда, которая проволоку на пути протягивала.

— Я и не гоню, — возразил Максим, обрадовавшись, что дед отвлекся от мрачной темы. — И к чему они прицепят эту проволоку, ты погляди, здесь же ни столбов, ни деревьев.

Потом дорога, хоть какая-никакая, и вовсе кончилась. То есть на картах, прихваченных из библиотеки, она была, а в целом не отличалась от поля. Иногда мелькало внизу что-то, похожее на асфальт, но на остальных участках только более низкая трава указывала, что когда-то здесь было дорожное покрытие. Это было неудивительно, последние сорок лет ремонтировали разве что городские улицы и большие трассы, проселочные дороги были предоставлены сами себе, и природа быстро с ними расправилась.

Ехали медленно и почти не разговаривали. Только завидев издали постройки, перекидывались парой слов, что это может быть и как вести себя с местными. Но — везло им или нет, на пути не попалось ни одного обитаемого села. Люди либо ушли из этих мест и объединились около крупных городов, либо сами не желали показываться приезжим, опасаясь чумы.

В небольших озерах можно было набрать мутную солоноватую воду и вскипятить ее в котелке. Эпоха ратоньеры давно отучила людей от брезгливости. В котелке же один раз, в полдень, сварили гречневую кашу. Больше перекусов не делали, так как продуктов с собой было мало и их стоило поберечь. Да и от жары есть не хотелось, шлемы накалились настолько, что их решили выкинуть. Все равно ехать быстро не получалось и опасность вылететь с сиденья на большой скорости была невелика.

Механические наручные часы показывали четыре, когда они обогнули множество мелких озер, и на пути появилась асфальтовая дорога, пусть старая, разбитая, рассыпавшаяся в песок. Здесь трава почти не росла, местность продувалась ветрами с моря. Это был Таманский полуостров.

Максим выдохнул, не веря сам себе. Даже бензин еще мотоцикл сожрал не весь! Он погладил руль, словно потрепал по голове живое существо. Теперь на пути встало очередное «зачем», превратившееся в Керченский пролив. Только бы хватило топлива до западного края полуострова!

Он свернул к югу, неосознанно отклоняясь от Азовского моря, которое не хотел ни видеть, ни думать о нем. Старик завозмущался:

— Э, Макс! Правее бери! Нам же куда, нам ближе всего бы на Чушку.

— Мы сами чушки, — пробормотал Максим, сворачивая ещё левее.

На дороге появились лесочки, образовавшиеся, скорее всего, из бывших садов, потому что с виду деревья напоминали яблони. Яблоневый лес — это, конечно, не звучало, но Максим отказывался признавать садом чащу, в которой деревья росли не рядами, а как получится. Разрушенные временем постройки, изгороди, — все это приходилось объезжать по такой дороге, по какой бы легковушка не прошла. Ноги и спина замлели, от толчков и тряски болел каждый нерв, Семен мужественно держался, хотя его почти столетним костям приходилось тоже несладко.

К запаху бензиновых паров, пыли и собственного пота примешивался еще странный соленый запах. Ветер стал свежим, чувствовалось приближение большого водного бассейна. Каждую минуту казалось, что море откроется за следующим холмом, но его не было. Не было и тогда, когда мотоцикл зафыркал и начал тормозить. Все попытки газовать ни к чему не привели.

— Ну вот, — вздохнул Максим. — Все, баста. Дальше пешком.

Семен тоже слез с сиденья и просто упал на траву. Ветер почти неслышно шуршал верхушками тимофеевки, и еще какой-то далекий, еле различимый звук, примешивался к шелесту ветра. То был мерный рокот прибоя.

— Пошли, что ли, — сказал Максим, перевешивая на плечо рюкзак с запасами. Старик посмотрел укоризненно:

— Дай ты посидеть, не на пожар. Спина отваливается, — но через пару минут поднялся и сам начал торопить:

— Пошли. Вечер скоро. И куда приехали, а? На южное побережье приехали.

Мотоцикл оставлять было жалко, почти как живое существо. Максим оглянулся на него четыре раза, а в пятый наткнулся на Семена, который ковылял впереди, то есть, уже не ковылял, а стоял, как вкопанный:

— Море! — сказал он просто.

Впереди лежало море. Серо-голубоватое, чистое, спокойное. Максим изо всех сил ущипнул себя за руку и закусил изнутри щеку. Это не то море, это — Чёрное…

— Надо бы лодку найти, может, местные есть, подскажут, — сказал он.

Может, четверть часа, а может, и больше, они брели по берегу, пока не дошли до поселка, — бывшего поселка или небольшого городка, застроенного одноэтажными домиками. Люди оставили его довольно давно, может быть, из-за того, что прежде тут существовали за счет туризма, а не сельского хозяйства, а может, и из-за чумы.

— Тут ловить нечего, — сказал Семен, глядя на покосившиеся заборы, оборванные линии электропередач, покосившиеся рамы без стекол и зелень, разрывающую изнутри асфальт.

— Мы туда и не пойдем. Тепло, можно заночевать у моря, — ответил Максим. Иногда во время рейдов по области в поисках лекарств ему приходилось спать в заброшенных домах, и этого было достаточно, чтобы такие ночевки возненавидеть.

Берег был крут, обрывист и неприветлив. Впереди виднелась полоса пляжа, какие-то хозяйственные постройки. На одной из металлических коробок сохранилась надпись «Тир».