Кларинда - Штамм «Ратоньера»

— Хорошо, старик! Это хорошие, красивые имена! Мы охотно назовем ребенка так. Только одно имя же останется… Но оно пригодится потом. Я знаю, есть много красивых имен. Неужели раньше было столько людей?

— Было.

— А сейчас — мало?

— Очень мало.

Парень пристально смотрел вдаль. Потом сказал, обводя вокруг себя рукою:

— Дед говорил, эта земля святая. Я спрашивал, почему. Он говорил — много людей погибло здесь, давно, двести лет назад.

— В Крымскую войну? Да, было такое.

— Но разве же это святое дело, когда люди погибают? Если их и так осталось очень мало.

Максим не нашелся, что ответить. Впрочем, парень ответа и не ждал. Он молча смотрел на закат.

Солнце неторопливо скользило в объятия моря. Ни одно облако не нарушало синеву небосвода. По песку протянулись длинные тени.

— Пора, — нарушил молчание молодой человек. — Скоро пора домой. Просто хороший вечер. Красивый закат. Еще немного, и мы пойдем к дому.

Закат. Его есть, кому оценить, пусть даже простыми словами… Только ох как не скоро они смогут найти сложные. Совсем скоро им придется шить одежду, ковать металл, добывать руду… А как они справятся уже с двумя малышами? А потом, наверное, с тремя?

Тем не менее, они не просят его о помощи и не предлагают остаться. И все же одни они пропадут. Да и Люба-Любасек, Рустам, сослуживцы со скорой, — разве заслуживают они умереть, не получив напоследок лучик надежды? Нет, тайну надо хранить, если и рассказывать кому-то, то только тем, кто может действительно помочь… И сначала, конечно же, посоветоваться с этими новыми Адамом и Евой. Но их все равно только двое! Только двое! Знали бы те поганцы, пристрелившие Ивана, что они натворили…

Нет, люди должны быть! И, кажется, он знает, где их искать. Суэц, Гибралтар и Панамский канал… Конечно, нелепо думать, что прививку штаммом Б людям делали примерно там же, где находились схроны, но почему бы и нет? Почему бы не искать там? Ну ладно, Атлантику теперь не пересечешь, но Средиземное море обойти можно! Может быть, это напрасная надежда, но хоть цель будет в жизни. Почему нет? Сорок семь — не старость, когда тебе наследует молодость. Теперь и на берег Азовского моря не страшно выйти. Ему есть, что шепнуть волнам…

Максим медленно встал с камня. Вечер прятал тепло за горизонт, разматывая клубок прохлады. Им и правда пора. Молодая мать наклонилась к малышу, жестами объясняя ему, что нужно сложить игрушки. Это была картинка из далекого-далекого прошлого. Скоро им будет не до игрушек, скоро их жизнь превратится в каторжный тяжелый труд…

Малыш вперевалочку пошел за мячом. Кто ты, надежда всех оставшихся людей или былинка, которая быстро завянет? Шли ли твои предки на Москву с Девлет-Гиреем или обороняли ее с Воротынским? Это неважно, главное, что оно грядет — племя молодое, незнакомое. О, если бы оно могло учиться на уроках прошлого!

Подул холодный ветер. Там, где волны накатывались на песок, из воздуха сгущался мрак. Появились контуры зеленого кафтана, длинных худых ног, шляпы, надвинутой низко на лицо. Крысолов угрюмо глядел из-под падающих на лицо соломенных волос. Он поднес дудку к губам, поворачиваясь другим боком и превращаясь в смерть, обряженную в черный балахон. Дудка вытянулась в рукоятку косы. Челюсти, лишенные мышц и кожи, защелкали в злобе. У нее был голос — лязгающий и отрывистый.

— Тебе не найти других! — зубы звонко щелкали друг об друга. — Не найти других, таких же, как эти! Между вами горы и реки! Моря и океаны! Болота и пустыни! А если они и встретятся, тем хуже для вас! Вы снова начнете плодиться и убивать друг друга! И дети снова станут для вас проклятьем! И тогда я вернусь… вернусь… вернусь…

Она подняла косу костлявой рукой. Но то была уже не коса — свирель Крысолова. Короткий гудящий звук пронесся над морем и оборвался хлопком. Ребенок с силой бросил мяч об мокрый песок. Тени над волнами больше не было. Малыш, подумав, подобрал игрушку и на всякий случай протянул Максиму.

— Ну, спасибо, — Максим не знал, как обращаться с этим пришельцем из иного мира. Неужели люди вырастают из таких? Неужели он сам когда-то был таким?

Ребенок улыбнулся блестящими аккуратными зубками, надеясь, что незнакомец предложит новую игру и оттянет неприятный момент возвращения домой. Максим наклонился к нему и сказал:

— Когда бросаешь мяч, надо говорить — штандер.

Малыш снова улыбнулся, взмахнул ручонками и неуверенно повторил:

— Тандей.

— Да. Штандер. Запомни, Адам.

По-испански говорит террорист. Лень каждый раз сноску делать.:)

Максим вспоминает книгу Ганса Фаллады «Каждый умирает в одиночку».