Вячеслав Бец - Мечты марионеток

Это была попытка разведать обстановку.

Макс уже давно понял, что он игрок совершенно иного уровня и за этим столом может эффективно делать только одно – сидеть тихо и не отсвечивать. Единственное чем он мог себя развлечь это размышлениями о том, в какую из частей тела Замана он врезал бы первым делом.

Заман в свою очередь выжидающе молчал. То ли он ожидал, что Павел продолжит, то ли размышлял о том, что ему самому сказать, но прошло полминуты, а никто за столом так и не издал ни единого звука.

– Вы меня и самого заинтриговали. Постараюсь выяснить, кто это делает, – сказал, наконец, Заман.

– Расскажете, когда выясните?

– Возможно. Так на чем мы остановились? Что на счет нашего предложения?

Павел отвел взгляд, размышляя. Пока он думал – в дверь постучали. Павел разрешил войти и на пороге появился все тот же боец с листком в руках. Вид у него был слегка взволнованный.

– Что у тебя?

– Сообщение из штаба, – ответил тот и, поощренный кивком Павла, подошел и передал тому листок.

– Спасибо. Можешь идти.

Солдат потоптался в нерешительности, но двинулся к двери. На листке было всего несколько строчек. Гронин быстро пробежался по ним глазами, никак не выдавая своей реакции, и молча передал листок Родионову. Прочитав строки, Макс вопросительно посмотрел на Гронина, но тот задумчиво глядел на Замана и не обратил на Макса внимания.

Старик с интересом наблюдал за происходящим, но не вымолвил ни слова, ожидая, что будет дальше.

– Заман, – медленно начал Паша, когда солдат закрыл за собой дверь. – Нас заинтересовало ваше предложение, но вы мудрый человек, а тут и трех классов начальной школы хватит, чтобы понять, что оно имеет судьбоносный характер для большого количества людей. Нам нужно время подумать.

– Нет проблем, – разве руками Заман. – Мы подождём.

– Нам нужно обсудить решение на общем совете, все взвесить, а это может затянуться на неделю, или даже на две. Дайте знать каким образом мы можем с вами связаться, чтобы сообщить о своем решении?

Заман хмыкнул и, сокрушительно качая головой, опустил её. Спустя секунду его острый, проницательный взгляд вновь был прикован к Павлу.

– Сегодня среда, – он на миг поднял глаза к бровям, – значит, в субботу мы свяжемся по радиосвязи. Частоту я оставлю.

– Три дня? – Гронин нахмурился.

– Я считаю, этого более чем достаточно для такого вопроса.

– За три дня мы можем не успеть принять решение…

– А вы успейте, – не дал ему закончить старик. – Поверьте, это не так трудно, как кажется.

Заман поднялся.

– Ну все, пожалуй, поеду я. Жду от вас правильного решения. Маа ссаляма, – попрощался он, сделав легкий поклон.

– Хаер, иншалла, – ответил Павел, тоже поднявшись.

Распрощавшись с Заманом, Гронин и Родионов вновь обменялись задумчивыми взглядами. Оба думали об одном и том же: является ли совпадением, что сразу же после визита Замана, «Булат», который до этого весьма недвузначно намекал, что не хочет никого принимать в свои ряды, связался с ними и сообщил, что желает прислать делегацию?

Родионов продолжал озадаченно смотреть на Гронина. В начале встречи он верил, что от него в этом разговоре будет польза, но чем дальше все заходило, тем больше он осознавал свою бесполезность. Теперь, когда Заман удалился, пора было уже войти в курс дела.

– Теперь объясни своему тупому старому товарищу какого хрена тут происходило? – попросил он.

Паша ухмыльнулся и откинулся на спинку стула. Выдохнув, он, наконец, позволил себе немного расслабиться.

– Все просто. «Чаян» и его союзники хотят спровоцировать войну, но пока они готовятся – крымчаки создают давление на гильдию через нападения.

– Откуда у тебя уверенность, что это они?

– Нет у меня уверенности, но много косвенных признаков и поведение Замана говорят в пользу этой гипотезы. Они хотят, чтобы мы позволили им разместить на своей территории диверсионную группу и организовали ей обеспечение. Но как только эта группа совершит хотя бы один рейд, у Замана появиться возможность давить на нас, ведь мы станем соучастниками. Он даже может целенаправленно подкинуть гильдии инфу, что мы имеем отношение к атакам на них, и тогда нам не останется ничего, кроме как окончательно примкнуть к «Чаяну» в надежде на защиту. В этот момент мы станем марионетками, расходным материалом. Нам можно будет приказать все, что угодно, и мы вынуждены будем это делать, поскольку от этого будут зависеть наши жизни.

Родионов молча переваривал услышанное, думая о том, что будь главным он – организация определённо вляпалась бы в крупные неприятности. Гронин тоже больше ничего не говорил. Только когда Макс достал из кармана свою любимую зажигалку и щелкнул ею, желая прикурить, Павел резюмировал всё, что сказал до этого.

– Нет. На это нельзя соглашаться.

Макс покосился на него, держа в руках горящую зажигалку, но так и не прикурил.

– Они разозлятся, – держа в зубах самокрутку, сообщил он.

Огонь зажигалки, наконец, всё-таки добрался до адресата, и по комнате пополз легкий дымок.

– Да, – согласился Павел. – Поэтому нам нужно быстро и максимально эффективно разыграть карту с «Булатом». Мне кажется, в этот раз у нас появился большой козырь.

Всех мучил один и тот же вопрос – кому же все-таки принадлежала колонна, в которой они нашли карту, и чья это лаборатория? Вариантов было немного, но ни в один из них никому в отряде не верилось. Корнеев всю дорогу до «Убежища» молчал, избегая делать какие-то допущения не имея на руках полной картины, поэтому его первые мысли на эту тему прозвучали далеко от ушей его отряда – в кабинете у Гронина, куда он попал вскоре после возвращения.

Романов, побывавший там первым, пересказал всё, что мог, но полученное потрясение и отсутствие опыта сделали его рассказ довольно рваным и неполным. Впрочем, даже если рассказ Андрея уменьшить в десять раз, этого было бы достаточно, чтобы не только заинтересовать, но и сильно взволновать Павла. Полковник сразу понял, что ухватился за что-то чрезвычайно важное, и остро нуждался в большем количестве информации. К счастью, у «Анархистов» был как минимум один человек, который мог рассказать о произошедшем куда более обстоятельно.

Гронин с непроницаемым видом сидел за столом, постукивая по нему карандашом. Родионов восседал на подоконнике и рад был бы закурить, но Павел запрещал курить в своём кабинете при закрытых окнах. Открывать их тоже было нельзя – несмотря на декабрь, на улице стояла уже вполне зимняя погода со стабильными морозами, а тепло в помещении брать было неоткуда: котельная требовала нереального для организации количества топлива, поэтому включали её только при необходимости, стараясь обогревать жилые и рабочие помещения иными, менее затратными методами. А пока что единственным источником тепла в кабинете, кроме самих людей, были три чашки быстро остывшего чая, который потягивал только Родионов.