Данил Кузнецов - Сталки. Лес [CИ]

– Тогда, весной, в нашем первом походе, ты случайно промахнулся, бросив мачет?

– Да, случайно, – ответил Стан, чуть оживившись: в нём всколыхнулись недавние и потому ещё не успевшие потерять свою яркость воспоминания. – Да, случайно! – вдруг сорвался он на крик. – Я в мута целился, а не в тебя! И вообще – я начал ненавидеть тебя позже, когда ты увёл у меня из-под носа Ксюню! А потом нам сказали о готовящемся сталкатлоне, и я захотел на нём победить, а ты мне мог помешать! Я хотел стать сталкером, чтобы доказать девчонкам, что я круче тебя и всех остальных, чтобы они полюбили меня за это!..

В помещение заглянул один из «охранников», видимо, встревоженный донёсшимся шумом. Лас махнул ему: мол, не мешайте, всё в порядке, – и дверь закрылась, вновь оставив юношей вдвоём.

Тело Стана теперь, после этого признания, как-то странно колыхалось; убийца сидел, закрыв ладонями лицо, и весь ритмично от чего-то сотрясался. По характеру его дыхания – «прерывистому, неглубокому, неровному – Лас понял, что «подсталкр-гора» плачет, стал ждать, пока пройдёт эта внезапная вспышка эмоций, которые Стан за последние по меньшей мере десять лет на его глазах не проявлял ни разу.

Когда сдерживаемые рыдания поутихли и Стан отнял руки от лица, он уже снова был самим собой – такими, как раньше. Лас похлопал его по плечу:

– Скажи, именно из-за этого ты бросил мачеты в меня и Квильда, – потому что хотел отомстить за уведённых сталочек и обеспечить себе победу в сталкатлоне? Но ты не мог не знать, что у велков тоже есть головы на плечах и они на раз вычислят, что это ты всё подстроил!

– Как видишь, мог, – более-менее ровным голосом ответил Стан. – Тогда я думал лишь о том, что таким образом избавлюсь от двух главных соперников; а что будет со мной, – мне было наплевать. Как я теперь об этом жалею… Теперь я уйду в лес, и мне придётся прятаться от охотников из деревни, чтобы они меня не убили…

– Всё будет зависеть от направления, которое ты изберёшь, – сказал Лас. – Ты не знаешь, из какой точки деревни тебя будут изгонять в лес?

– С восточной окраины. Как раз от твоего дома. Да, это тоже моих рук дело, – ответил Стан на невысказанный вопрос собеседника. – А что? Ты думаешь, что не всё так плохо?

– Помнишь, я во время нашего первого похода увидел Трубу и какую-то странную штуку перед ней?

– Ну, и что? Хочешь, чтобы я притащил её в деревню и велки за это меня простили? Не выйдет…

– Да я не про то. Если ты пойдёшь туда, к Трубе, то ты будешь в относительной безопасности – сталкеры туда просто не ходят, боятся.

– Так ведь и я боюсь! Там же, наверное, вредов под тысячу или даже больше…

– По-моему, явно больше… Но и ты-то не клыпом шит – такой здоровый! Тебя никакие вреды не возьмут!.. Короче, просто иди туда и постарайся со всем этим разобраться. А заодно жди меня с Плющом: через некоторое время после сталкатлона мы обязательно к тебе заглянем…

– А Плющ не станет следовать своему долгу перед деревней и н прирежет меня при встрече, как сказали велки?

– Я смогу его уговорить. Ты же знаешь, как он по пустякам вечно нарушал правила, – нарушит и это. Ладно, всё, не могу долго с тобой болтать, а то могут что-нибудь заподозрить… Я пойду.

– Лас, – вдруг окликнул его Стан, когда юноша поднялся с пола и сделал было шаг к двери.

– Что? – обернулся Лас.

– Ты… – видно было, что этот вопрос даётся Стану с большим трудом, – ты… простил меня?

– Да, – ответил Лас, стоя на месте и глядя на дверь, словно собираясь «прошибить» её своим «дальновидением» и посмотреть, что там делают «охранники». – Ксюня тоже со временем сможет тебя простить: она понятливая… Лина вот не захочет ни в какую.

– А чихать мне на неё, – отмахнулся Стан. – Я тут подумал: Ксюня любит тебя, Лина любила Квильда… может быть, мне с этим делом просто не судьба, а?

– Возможно, – сказал Лас и подошёл к двери. Произнёс напоследок: – Помни, что я тебе сказал: иди на восток. – И он вышел, оставив сврестника уединённо дожидаться, когда приговор приведут в исполнение.

39

– …Как грустно, – сказала Ксюня. – Вас было четверо, теперь осталось двое. И всё из-за него.

– Стан просто поддался своим чувствам, – ответил Лас, поняв, кого имела в виду его подруга. – А сам он был таким, что… В общем, так получилось.

– Тебе что, не жалко Квильда?!

– Жалко. – Лас пожал плечами. – Но знаешь, Стана мне тоже жалко. Только подумай: вечера наедине со сталочками накрылись, все были против него, а ему самому не удалось – в отличие от Плюща, будь тот на месте Стана, – продумать, как со всем этим справиться. Он решился на крайние меры – и облажался. Так что его можно разве что пожалеть.

Лас и Ксюня стояли бок о бок на восточной окраине селения, рядом с домом Ласа, и наравне ещё с парой десятков любопытствующих дожидались, когда сюда приведут Стана и навсегда выпроводят его из деревни. В отличие от всех остальных (и даже, скорее всего, Ксюни), пришедших просто поглазеть на приведение в исполнение вынесенного Советом велков приговора, Лас решил присутствовать при изгнании Стана, чтобы проводить своего, как он надеялся, нового старого друга и поддержать его в такой трудный момент. И Лас надеялся также, что Стан отплатит ему за это добром, а именно – помощью в разгадке тайны той непонятной железяки.

– Пожалеть можно, – согласилась с ним Ксюня. – Но простить… не знаю. Я бы не смогла.

– А ты попробуй – вдруг получится?

– После всего, что он сделал нам с тобой и Лине с Квильдом?! Ты шутишь?!

– Разве ты такая злопамятная? Надо уметь прощать – и, возможно, другие это оценят.

– В том-то и дело, что – возможно…

– Если что, я его простил.

Ксюня не стала издавать очередное изумлённое восклицания – всё отразилось в её глазах, когда она, услышав эту реплику, потрясённо взглянула на Ласа.

– И тебе советую, – продолжал тот. – Если долго держать в себе зло, оно разъест в тебе всё твоё добро, а само останется в тебе, и в итоге будет только хуже – главным образом тебе самой.

– Что ж, – вздохнула Ксюня, – я тоже попробую его простить. Но ничего не обещаю.

– И этого достаточно, – улыбнулся Лас – и приобнял сталочку за талию. – А как у нас с решимостью? Ещё не готова?.. – Ксюня промолчала, и подсталкру показалось, что это значит – «нет». – А что так?.. Сколько, кстати, тебе осталось до совершеннолетия?

– Год и тридцать четыре дня, – сказала Ксюня. – Я родилась в четвёртый день осени. – Девочка посмотрела Ласу в лицо и заметила отразившийся на нём неподдельный интерес. – А что?

– А я – в шестьдесят седьмой.

– Для чего ты мне это говоришь?

– Просто чтобы ты знала. Мы оба, получается, родились осенью…

– Лас, – вдруг повернулась к нему Ксюня. – Я отказываю тебе в… этом не потому, что не готова; просто сейчас неподходящее время: одного убили, другого выгоняют, а мы, значит, должны радоваться жизни?..