Джон Марсден - Смерть ночи

Запомнила я только это:

Рядом со мной сидела Робин, самый сильный человек из всех, кого я знаю. Но с ней происходило нечто даже забавное. Чем дольше продолжаются все эти ужасы, гем хладнокровнее она становится. Да, она была угнетена происшествием с Корри и Кевином, но это не помешало ей оставаться спокойной. Робин много улыбалась, особенно мне. Не все мне улыбались. Робин держалась храбро в самые тяжёлые для нас моменты, когда нужно было под градом пуль на скорости в девяносто километров вести тяжёлую машину. Именно она помогала мне сохранять здравомыслие. Думаю, останься я одна, я замедлила бы ход и позволила вражеским автомобилям догнать нас. Или остановилась бы где-нибудь на пешеходном переходе, чтобы пропустить солдата с автоматом. В ту ночь я заимствовала храбрость у Робин, и в другие моменты тоже. Надо надеяться, я не исчерпаю её до дна.

Напротив Гомера устроилась у ручья Фай, опустив в воду изящные, как у балерины, ножки. Она выглядела такой же, как всегда: словно готова была налить чай для бабушки и подать его в фарфоровой чашке «Ройял Далтон» [3] «Ройял Далтон » – всемирно известная английская фирма по производству фарфора. . Или сфотографироваться для обложки каталога одежды «Вестерн роуз». А может быть, разбить сердце какому-нибудь парню, заставив другую девушку ревновать и завидовать, или вынудить вашего собственного отца краснеть, хохотать и болтать, словно он стал вдруг лет на двадцать моложе. Да, это была всё та же Фай: умная, очаровательная и хрупкая. И эта самая Фай кралась в одиночку в ночи, высматривая вражеские патрули, поджигая пропитанный бензином фитиль, чтобы взорвать мост, мчалась на мотоцикле через пустоши, спасаясь от обстрела…

Я ужасно ошибалась насчёт Фай.

И до сих пор в ней не разобралась. После того как мы взорвали мост, она, хихикая, сказала: «Поверить не могу, что я это сделала! Давайте ещё что-нибудь устроим!» А когда Кевин уехал, увозя на заднем сиденье раненую Корри, Фай плакала неделю.

И именно Фай сильнее всех задели мои записи. Крис злился, но Фай было по-настоящему больно. Она сказала, что я нарушила доверие, выставила её и Гомера кем-то вроде придурков, детишек и что я обманула её, не рассказав о своих чувствах к Гомеру. Я знаю, что мои записи плохо отразились на их отношениях. Они стали неловко себя чувствовать рядом друг с другом, очень неуютно. Следовало бы мне понять, что такое может произойти. Я сглупила.

Гомер гоже был расстроен, хотя прямо не сказал ничего. А это плохой знак, потому что обычно он болтал со мной обо всём. Но теперь он, казалось, испытывал затруднения. Если мы вдруг оставались наедине, Гомер тут же бормотал извинения и стремительно убегал куда-нибудь. И меня эго очень огорчало, может быть даже сильнее, чем испорченные отношения с Фай.

Ох уж эта мне сила письменного слова!

Но понемногу всё сглаживалось. В такой маленькой группе мы просто не могли долго оставаться врагами. Мы слишком сильно нуждались друг в друге. Думаю, половина проблемы состояла в том, что все очень устали, были напряжены, как провода под током, а потому мгновенно реагировали на любую мелочь. Мне же просто отчаянно хотелось, чтобы всё вернулось на круги своя. Только на Ли и Робин всё написанное мной не произвело особого впечатления. Они общались со мной как всегда. С Ли я испытывала другую сложность: он исчезал в самом себе, буквально куда-то удалялся прямо у меня на глазах. И вернуть его обратно становилось всё труднее.

Вообще всё было трудно. Когда мы несколько месяцев назад затевали поход, то, конечно, и представления не имели о том, что вступаем в самое великое и печальное приключение в нашей жизни. Мы понятия не имели, что вместе нам придётся быть не какую-то неделю, а в течение совершенно неопределённого периода времени. Но пока мы оставались здесь, бродили в буше, ели, спали, разговаривали, мы даже не догадывались о вторжении огромной массы вражеских солдат в нашу страну. Всё было так отлично организовано, что закончилось прежде, чем кто-либо успел осознать происходящее. Когда удивление слишком велико, а страна не готова к обороне (а наша оказалась совсем не готовой), сопротивление всегда бывает слишком слабым.

Да, мы не были сложным препятствием.

Выбравшись из буша, мы обнаружили великую пустоту. Наши родители, братья и сёстры исчезли, домашние животные умерли и пропали, стада погибли в загонах… Мы проводили в онемении дни, недели, пытаясь понять, что случилось, и решая, можем ли на что-то повлиять. И как было сказано, кое-что удалось: например, взорвать мост в Виррави.

Но нам пришлось за это заплатить. Конечно, пришлось. Именно поэтому, когда Гомер собрал нас, все пребывали в подавленном состоянии.

Не знаю, вообще-то, почему мы называли это собраниями. Ничего официального в таких разговорах не было. Хотя, как правило, руководил Гомер, все в равной мере могли высказаться и говорили что хотели.

Но это собрание проходило иначе. Было очевидно, что лишь Гомер хочет высказаться. Он явно нервничал и далеко не сразу справился с собой. А мы не слишком ему помогали, просто таращились на воду, когда он начал говорить. Ли продолжал ломать прутик на кусочки, Крис всё так же строчил в блокноте. Я, не проявляя особого интереса, царапала по камню осколком кости.

– Ребята, пора нам снова включать мозги. Можно, конечно, просто сидеть и ждать, когда что-то произойдёт, а можно отсюда выбраться и заставить что-то произойти. Мы можем, как те обломки прута, плыть по течению, куда занесёт. Или изменить русло ручья, вытаскивать из него камни, пока не сгладятся пороги. Чем дольше мы ждём, тем труднее и опаснее будет сделать что-то. Я знаю, иногда всё кажется ужасно запутанным. Мы будто оказались где-то в стороне от жизни. Но надо помнить, что мы не сидели всё время сложа руки. Мы уничтожили нескольких солдат, вытащили из города Ли, когда он был ранен, а потом даже взорвали чёртов мост. И для кучки дилетантов это совсем неплохо. Не знаю, как вы, а мне здесь не по себе, потому что мы никуда не движемся. Наверное, всё из-за того, что мы потеряли Корри и Кевина, и как раз тогда, когда четверо из нас возвращались с такой гордостью и радостью. Разгромить мост – это здорово, и тут вдруг, сразу за этим, такое несчастье… Нечего удивляться, что все мы чувствуем себя несчастными и злыми, огрызаемся друг на друга, хотя к тому нет никаких разумных причин. Ведь никаких ужасных ошибок никто не совершал. Да, мы ошибались, но ничего страшного в этом нет. Да, Корри подстрелили, но это не наша вина. Риска не избежать. Как говорил Кевин, те чёртовы турки, или кто они там, появились буквально ниоткуда. Нам не защититься от всех возможных нападений и не удастся остаться в безопасности круглые сутки. – Гомер энергично тряхнул головой, хотя вид у него был усталый и грустный. – Но вообще-то, я хотел поговорить не о том. Мы уже достаточно долго всё это обсуждали. Я хочу поговорить о будущем. Это не значит, что мы забудем прошлое. Ни в коем случае. И вы сами это поймёте. Но сначала хочу сказать, о чём я думал больше всего. О храбрости. О силе духа. Вот о чём.