Джон Марсден - Смерть ночи

Но далеко не всё было таким унылым.

Это стихотворение я запомнила ещё с тех пор, как Крис показывал мне его в первую неделю пребывания с нами. Мне оно очень понравилось. Крис вообще часто писал о лошадях, наверное, потому, что у Лангов они были.

Похоже, это было из недавних сочинений. Я этого раньше не видела.

Жизнь тем труднее, чем глубже ты всё переживаешь, – вот и всё, что я могла подумать, откладывая блокноты в сторону. Чувства, да кому они нужны? Иногда они похожи на некий дар, если ты ощущаешь любовь или счастье. А иногда они – настоящее проклятие.

Похоже, для Криса чувства всегда были проклятием, а не благословением.

Я снова задумалась о том, как дела у Корри и Кевина. Бедняга Кевин. Я представляла, как он сидит на территории ярмарки, глядя сквозь проволочную ограду и представляя нас в Аду, по-прежнему пребывающих на свободе. Наверное, он нам завидовал, желал оказаться рядом. Но нам тут было не так уж хорошо. Меня всегда учили, что самое главное в жизни – свобода, но оказалось, что всё не так. Уж лучше сидеть на привязи рядом с людьми, которых любишь, чем в одиночестве бродить на свободе.

Ещё я думала, что нам следовало бы составить некий список потерь, список тех, с кем мы расстались, – с Корри и Кевином, а теперь, может быть, и с Крисом… А возможно, в списке скоро появятся и другие имена. Наверное, именно эти мысли заставили меня так разозлиться, когда я обнаружила, что Гомер составляет свой список. Он стоял возле большого старого эвкалипта, аккуратно вырезая на нём вертикальные метки.

– Что это ты делаешь? – спросила я.

– Подсчитываю, – ответил Гомер.

– Подсчитываешь? Что?

– Потери, нанесённые нами.

Я не поверила собственным ушам:

– Ты имеешь в виду людей, которых мы убили?!

– Ну да, – кивнул Гомер, однако он уловил ярость в моём тоне и как будто слегка занервничал.

– Да ты, наверное, просто шутишь! Ты, безмозглый идиот, что себе думаешь, это футбольный матч?

– Эй, Элли, успокойся, что тут такого?

– Гомер, тебе ведь даже спорт никогда не нравился, а теперь ты превращаешь худшее в нашей жизни в какую-то чёртову игру!

– Ладно, ладно, успокойся! Не буду, если тебя это так злит.

Гомер явно почувствовал себя виноватым, когда начал осознавать, что его идея не из лучших. А я так расстроилась, что даже говорить не могла. И помчалась прочь. Нет, ну надо же, Гомер проявлял такую сообразительность, так умел взять на себя руководство, а потом вдруг делает такое! Конечно, это история его жизни… Но хотя с самого начала вторжения Гомер был молодцом, сейчас он доказал, что вполне способен на глупости. Я так переживала из-за смертей и разрушений, которые мы видели и к которым были причастны, что даже вообразить не могла, будто кто-то может смотреть на всё иначе.

Не знаю…

От огорчения я не сразу заметила, что кто-то встал у меня на дороге. Это был Ли. Он схватил меня за руку:

– Эй, Элли, спокойнее, спокойнее! Что случилось? – спросил он.

– Ох, да этот чёртов Гомер! Он меня злит и вообще ведёт себя по-детски, хуже, чем обычно!

Ли всё ещё держал меня за руку, и я немного повернулась, чтобы прижаться к его груди. Похлюпав носом, я задала Ли тот же вопрос, который задавала мне Фай:

– Что с нами будет, Ли?

– Я не знаю.

– Не надо так говорить! Так все говорят! Я хочу, чтобы ты был не таким, как все!

– Я и есть не такой. Я убийца.

Я почувствовала, как при этих словах по телу Ли пробежала дрожь.

– Нет, Ли, ты не убийца.

– Хотелось бы мне в это верить. Но слова ничего не меняют.

– Думаешь, это было неправильно?

Ли молчал так долго, что я подумала: мой голос, наверное, прозвучал слишком тихо, потому что я прижималась к его груди. И хотела уже повторить вопрос, но Ли меня перебил:

– Нет. Но я напуган тем, что во мне прячется нечто, заставляющее меня поступать именно так.

– Слушай, той ночью так много всего произошло… Может, такого больше никогда и не будет. Но кто угодно слегка свихнётся после того, что ты видел.

– Но может, если уже сделал такое однажды, будет легче сделать это в следующий раз?

– Я тоже это сделала, – напомнила я.

– Да. Не знаю почему, но мне кажется, ты сделала иначе. Крис мне рассказывал, в каком жутком состоянии был тот парень. И вообще, ударить ножом – это не го же самое, что выстрелить. – Я не ответила, и Ли, немного помолчав, продолжил: – Ты много об этом думаешь?

И тут я заплакала, зарыдала так, что мне казалось, будто мои лёгкие вот-вот вырвутся наружу. Я сто лет не могла успокоиться. Удивительнее всего было, что Ли просто обнимал меня, будто готов был ждать вечно. А я наконец-то сумела рассказать о своём дневном кошмаре.

– Мне постоянно кажется, что огромная тень нависает надо мной, тянется до самого неба. Из-за неё всё становится тёмным. Она постоянно меня преследует…

Когда я немного успокоилась, мы прошли дальше. Я крепко держалась за Ли, хотя из-за этого по узкой тропе идти было трудно. Потом мы сели на какой-то камень. По моей руке ползал крошечный паучок; увидев тонкую линию паутины, связавшую меня с ним, я поспешила опустить его на землю.

– Паучок-прыгунок, – сказал Ли, наблюдая за мной.

Я улыбнулась.

– Думаешь, я поступил неправильно? – спросил Ли, продолжая смотреть на паука.

– Не знаю. Спроси Робин. Спроси Гомера. Спроси кого угодно, только не меня.

– Но ты вроде всегда знала, что правильно, а что нет, – проговорил Ли.

– Что-что? – Я взяла его под руку и недоверчиво заглянула в глаза. – Что ты сказал?

– А разве не так?

– Ли, я столько же знаю о добре и зле, сколько вон тот паук!

– Ты серьёзно? Ты всегда выглядишь такой уверенной.

– Бог мой, да неужели? И Фай недавно говорила, что я никогда не кажусь испуганной. Думала, вы лучше меня знаете, ребята. Похоже, тут надо начинать всё сначала. Единственное, в чём я действительно уверена, – в том, что не уверена ни в чём. Меня мучает всё, что мы делаем, я в ужасе. Ты помнишь, как я спала рядом с тобой, а ты и не догадывался?