Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

Юра, размеренно ступая снова и снова посылал яркие шары в мечущихся среди огневиков, бешенных. Падали обожженные, почерневшие тела. Рядом с парнем зарождались новые шары, которые, отправлялись к новым целям. Он с трудом держал сосредоточение, слушая нежный, любимый голос, что нашептывал ему нужные речевые формулы, управляющие сгустками плазмы. Он уже плохо понимал, что делает. И он ли делает это вообще. Казалось, все происходило без его участия, и только ее голос сдерживал его от того, чтобы не раскрыться истоку целиком, и не начать черпать лишнее, как это было в Криничном. Только он стал думать, как же не хватает Осинки рядом, воплоти, как шары стали исчезать. Связь с истоком слабела, и ему приходилось отбрасывать, всплывающий в памяти прекрасный образ лесавки. Но ее шепот. Нежный голос. Ее касание. Она стала исчезать, таять и Юра почувствовал, что больше не может черпать исток.

— Не уходи, — слабеющим голосом просил он, опускаясь на колени, в лужу сворачивающейся крови. — Останься, прошу!

Ответа не было. Он снова остался один. Осинка исчезла, а в душе образовалась горькая пустота.

Иван заметил, что ход боя преломился, и бешенные, у которых, судя по всему, наконец-то сработал инстинкт самосохранения, с воплями ринулись обратно в город. Подмастерье опустился на колени, и мастер забеспокоился, что он вновь впадет в беспамятство, как тогда, когда он испытал свою силу впервые.

— Курсантки, быстро на борт! — скомандовал Иван и устремился в кабину.

Стоило миновать городские ворота, на пути встретился вставший поперек дороги грузовой мотовоз. Дрожа от бурлящего в крови после боя адреналина, девушки спрыгнули на мощеную булыжником дорогу, и крепко сжимая оружие, настороженно оглядывались по сторонам. Юра с Иваном также, не теряя бдительности, осторожно обошли мотовоз, огляделись, и лишь после взялись за осмотр транспорта.

Металлический борт оказался искорежен пулевыми отверстиями и забрызган засохшими бурыми пятнами, ящики на борту наполовину разбиты и от них отчетливо тянуло химическими препаратами. Среди разбросанных по дощатому полу обломков ящиков, смешались гильзы, битое стекло, раздавленные и целые пробирки, колбы, станины, смятая горелка. Иван с трудом угадал в этом смешении разбитую походную химическую лабораторию.

— Здесь был нехилый бой, — нарушил тишину подмастерье, поднял гильзу, поводил у носа. — Дня два три, как отстреляли. — Потирая ноющий висок, он посмотрел под ноги, россыпи гильз были от разных типов огнестрела. Среди обрывков окровавленного тряпья, на замшелом булыжнике вперемешку лежали бочонки гильз от дробовика, короткие пистолетные, автоматные, массивные винтовочные гильзы от крупного калибра, а из — под сдувшегося колеса выглядывал расколотый автоматный приклад.

Иван тем временем осмотрел кабину. Дверь изрешечена, водительское сиденье потемнело от пятна засохшей крови. Под капот вообще заглядывать не было смысла, рваные дыры в жести и масляное пятно у колеса говорили сами за себя.

Юра брезгливо поддел носком сапога загрубевший обрывок ткани. Мрачный Иван, даже не присматриваясь, узнал в нем часть мундира послушника Ордена, но комментировать не стал. Он смотрел на бурый развод, ведущий к распахнутой двери одного из домов.

— Пойдем, глянем? — предложил подмастерье.

Послышался шорох между домами, вопль, треснул хилый заборчик, разметав собою, штакетник на булыжник вывалился оборванец с безумным лицом. Он попытался подняться, но следом из пролома выскочил Гром, запрыгнул бешеному на спину и вгрызся в шею. Рывок, мерзкий хруст и бешеный смолк.

Пес, не сходя со спины обмякшего тела, мельком взглянул на Ивана.

Это был не Гром. Горящие огнем глаза, окровавленная пасть, в которой на миг показалось пламя, вокруг вздыбленной черной шерсти витал дымный шлейф. Это был один из адских псов, призванных Громом. Размером больше самого крупного матерого волка, он зарычал, выдохнув облако дыма, и с места прыгнул обратно в пролом.

Все произошло настолько быстро, что Юра едва успел приставить приклад к плечу, Вера с Настей только щелкали затворами досылая патроны в пустые стволы, а пса уже и след простыл.

— Гром? — спросил подмастерье, опуская автомат.

— Огневик, — ответил Иван, нервно покачав в руках шестиствол.

— Крепко они за бешеных взялись. Ну что, смотреть пойдем? — качнул Юра головой в направлении кровавого развода.

— Не на что там смотреть, — хмуро обронил мастер. — Сдвинем эту колымагу с дороги и едем дальше.

Озерный был действительно небольшим. Небольшим по количеству улиц. Их было всего пять, но каких! Они казались нескончаемыми и тянулись вдоль берега озера плавным изгибом к огромному холму, у которого располагалось торжище и административные строения, но которого не было видно за крышами двухэтажных домов.

Несколько раз дорогу пересекали переулки, разделяющие длинные ряды строений и бегущие вниз, к причалам и рыбацким лачугам на берегу. В самом начале переулков иногда виднелся частокол высокой ограды, отделявшей город от болота с его порождениями, там — же находились небольшие ворота, ведущие к болотным тропам.

Порождения порождениями, а промысел должен быть всегда.

Люди давно привыкли жить в опасном мире, где теперь было кого бояться помимо нас самих. Одних уничтожали, других изгоняли, с третьими можно было договориться. Так и жил здесь люд, отгоняя от берегов озера рыбоголовов, поднося простенькие дары водным и прибрежным духам, договариваясь с водяными. А как поспеет пора ягод да грибов, мужчины надевали защитные доспехи и шли охранять отправлявшихся на промысел в болота сестер, жен и матерей, не забывая умилостивить духов болот подношениями и заручаясь их защитой и поддержкой.

Хороший был город, ладно в нем жили люди, чтили духов и жили в мире с природой. Что же за проклятье постигло этих людей, изуродовало тела и исковеркало разум? Чем они вызвали такую кару? Что обратило спокойную жизнь в прах, а город в филиал ада на земле?

— Здесь невозможно находиться, — прервав тяжкие мысли подмастерья о судьбе города простонала Вера, потирая виски.

— Держись, — погладив ее по голове, вымученно улыбнулся Юра, поскольку ментальный шум и эманации многих смертей доводили до исступления его самого, и приходилось постоянно занимать себя размышлениями, что преграждали путь рвущемуся в сознание бурному потоку хаотичных видений.

Вера в ответ слабо улыбнулась, не заметив лица Полыни, а вот Настя успела заметить, как блеснули ревностью глаза лесавки, перед тем как она отвлеклась на движение по правому борту. В перекрестье прицела выскочил один из разбредшихся по городу огневиков. Он проводил пылающим взглядом проезжающий мотовоз, и снова скрылся в одной из подворотен.