Сергей Лукьяненко - Три дня Индиго [СИ]

Я каждый день это вспоминаю, если честно. Как мир застыл, а я шёл к Прежнему, по пути приказав умереть чистильщику и погасив огонь, как выдернул Ивана из той странной неуязвимости, в которой он находился…

И ведь никаких эмоций не было. Так, лёгкое раздражение от того, что нарушаются правила.

— Он как бы ничего не делал, — сказала Милана. — Ну, почти. Только я временами словно по-другому начинала смотреть на мир. Очень спокойно, как на мультик. Он не добрый, нет.

— Высший был правильным, — кивнул я. — В компьютерных играх таких называют «законопослушные нейтральные». Это куда лучше, чем многие другие варианты… Но он не вернётся. Мне показалось… — я замялся, — что он смущён. Что он вмешался чуть раньше и чуть больше, чем собирался.

— Очеловечился? — заинтересовался Лихачёв. — Ты не говорил.

Я поморщился.

— Да как очеловечился… А trancas y barrancas[1]. Стал чуть добрее нейтрального. Потом я ещё несколько случаев припомнил, когда начинал на мир смотреть… ну, Милана верно сказала. Как на мультик. Но Высший только смотрел. Один раз вроде как разозлился немного, два ушлёпка ночью встретились, и я вдруг стал размышлять, как их убить. Они почувствовали. Испугались. Но он ничего не делал. Я лишь стал резче.

— А я бы и не заметил, — мрачно сказал Лихачёв. — Всегда такой.

— У меня тоже так было, — призналась Милана. — Я занималась в библиотеке. И поссорилась со своим парнем. Он начал с одной девчонкой флиртовать. Обычно я не обращала внимания, а тут поругалась и ушла. Сидела на остановке и познакомилась с Максимом.

Честно говоря, чего-то подобного ожидал…

— Но на тебя я сама посмотрела! — добавила Милана и улыбнулась. — Тут он не вмешивался, зуб даю. Ты был не мультяшный герой. Ты был такой… хаотичный добрый.

Вот уж не знал, что она любит компьютерные игры!

— Ладно, молодые люди, — резко сказала Елена. — Это очень любопытно и даже где-то трогательно. И я этому Высшему тоже признательна. Но раз надеяться на его помощь не приходится… мы принимаем предложение Ивана?

— Да уже приняли, считай, — вздохнул Лихачёв. — Что ж… Елена, у вас есть уникальный шанс продолжить вскрытие. Справитесь?

Елена кивнула.

— А вы в клинике не с такими дрались? — мимоходом спросил Лихачёв.

— Нет, — ответила Елена. — Те очень гибкие. Мышцы у них, наверное, тоже странные. Уверена, и эта женщина была сильнее обычного человека. Но суставы у неё совершенно человеческие, так выворачиваться не способны.

— Вы что, проверили? — поразился Лихачёв.

— Долго ли вскрыть суставную сумку? Нет, так гнуться она не смогла бы.

Видимо, на моём лице что-то отразилось, потому что Елена сказала:

— Максим, ты сейчас точно тут не нужен. Оставь эту работу мне и полковнику.

— Я справлюсь, — сказала Милана.

— И Милане. А вы с Наськой идите, поговорите с Продавцом. Да-да, тебе тоже нечего тут делать.

Наська хмыкнула. Но спорить не стала, только сказала:

— Мы к вечеру придём. Я только расскажу Гнезду, что тут и как.

— Обязательно, — мягко сказала Елена. — Вернётесь, мы всё расскажем. Посмотрите на ситуацию свежим взглядом.

Я ободряюще кивнул Милане, та улыбнулась в ответ: «Справлюсь».

Мы с Наськой пошли к выходу.

И я поймал себя на мысли: а помирилась Милана со своим бывшим?

Или нет?

Как будто для меня это имеет значение.

[1] А trancas y barrancas (исп.) — С горем пополам.

Мы пошли пешком — это предложила Наська, я не стал спорить. Может быть, её равнодушие к вскрытию было показным. А может быть, ей просто хотелось пройтись по Москве — куколки нечасто выходят из Гнезда.

От Павелецкой до Тверской только на метро быстро. Пешком хода не меньше часа, к тому же я сразу свернул на Большой Краснохолмский мост, чтобы пройти по Котельнической набережной, мимо Зарядья и Кремля. Уж если гулять, то с пользой. Развивать ребёнка.

Нормально идти Наська, конечно, не могла. То вышагивала рядом, то забегала вперёд. Энергии в ней было столько, что прохожие начинали улыбаться. В какой-то момент куколка задумалась, искоса поглядывая на меня, и сказала:

— Если бы я была постарше, все бы думали, что ты мой парень!

— Да, не свезло тебе, — согласился я.

— А если бы ты был старше, все бы думали, что я твоя дочь. Это тебе не повезло!

— Вопрос спорный, но допустим, — усмехнулся я.

— Так что выбора нет, ты мой старший брат, — решила Наська.

Мы, не сговариваясь, стукнулись кулаками в знак согласия. Вышло красиво, но безрассудно. Я потряс руку.

— Ушибла? — смутилась Наська.

— Есть немного. Откуда в твоих макаронинах столько силы?

— Мышцы особенные… как у той. — Наська нахмурилась и призналась: — Правильно мы ушли. Не хочу смотреть.

— Я тоже, сестрёнка, — согласился я, за что заслужил ослепительную улыбку. — Пусть такими вещами занимаются специально обученные люди.

— А вот если что сломать или кого побить — это мы! — Наська с грозным рычанием понеслась вперёд, размахивая руками и начисто выходя из образа хорошей девочки.

Я улыбнулся. Наверное, со стороны мы и впрямь выглядим братом и сестрой.

Интересно, а у Прежних есть родственные отношения?

Иван притворялся собственным внуком. Это значит, они стареют как люди, но умеют омолаживаться? Обязательно им стареть, или это маскировка, для окружающих? А был кто-то в промежутке? Жена, наверное, была. Дети у них с прежним Иваном были? А настоящие внуки? Чьё место он занял, омолодившись? Пустое, наверное, что ему документы…

Чувства, подлинные, человеческие, он испытывает?

Или в целом равнодушен, как Высший, лишь маскируется?

Не знаю.

Но даже похожий на гигантского муравья Инсек или киборг Продавец казались мне куда более человечными, чем такой обычный с виду Прежний.

Мы уже почти дошагали до высотки на Котельнической и устья Яузы. В этом старом небоскрёбе жил один мой одноклассник, говорил, что ему дом не нравится, а родители считают его крутым и «с историей». Не знаю, как там внутри насчёт истории, а снаружи дом выглядит внушительно.

Сегодня, в солнечный и тёплый день, Москва была красивой и даже праздничной. Хотя что отмечать-то — День дурака? По Москве-реке проплывали прогулочные теплоходы, на палубе одного что-то праздновали, доносились радостные голоса, люди в яркой одежде прогуливались с бокалами, махали руками прохожим. Я помахал в ответ с привычной с детства готовностью. Вы уезжаете, мы остаёмся, уедем мы — вы помашете нам вслед. Это жизнь, вся жизнь — лишь встречи и расставания…

Наська запрыгнула на низенький гранитный парапет, стала махать теплоходу обеими руками, потом выделывать какие-то балетные па и заслужила свою минуту славы. Некоторые, впрочем, кричали что-то неодобрительное — то ли в её адрес, то ли, скорее, в мой. Я не реагировал. Наська не свалится, если сама не захочет, это уж точно.