Дональд Маккуин - Странница

— Твои звуки не запугают меня. Ты убил моего сына. Надеюсь, Виппард освежует тебя живьем. — Она плюнула на Джонса.

Он закрыл глаза. Содрогнулся. Убедившись, что снова владеет собой, Джонс опять посмотрел на нее. Пенистая слюна стекала по его рубахе.

— Твой сын вечно будет рядом со мной. Он простил меня, потому что понял: я дам ему вечную жизнь на Луне, у моей Матери. Как я дам ее и тебе, когда завершится твоя жизнь в этом мире. — Он взмахнул рукой со словами: — Иди со мной. Я должен благословить тебя на моем алтаре.

Женщина зарычала на него:

— Не прикасайся ко мне. Я сама убью тебя.

— Иди, — приказал Каталлон. — Жди его. — Джонсу он сказал: — Если старуха пострадает, я отдам тебя Виппарду. Понятно?

Женщина стояла перед алтарем, испуганные глаза метались из стороны в сторону. Джонс заставил ее преклонить колени на нижней медной ступеньке и еще раз протер диски.

После того как колеса немного покрутились, он спросил:

— Ты видишь что-нибудь внутри кувшина?

Женщина напряглась, но все же заглянула внутрь.

— Нет.

Джонс протянул флейту к Луне.

— Говорю тебе, я призвал в него силу моей Матери, Луны.

Женщина побледнела.

Джонс приказал воинам, крутившим колеса, остановиться.

Встав на колени рядом с женщиной, он повернулся к алтарю, убедившись перед этим, что виден большинству зрителей. Медленно и спокойно он потянулся к статуэтке.

— Прошу твоего благословения, Мать, — нараспев проговорил он. — Я подтвердил свою веру. Молю тебя, прояви свою любовь.

Он сжал статуэтку и достал ее из кувшина. Ничего не произошло.

Толпа завопила, выкрикивая угрозы и проклятья. Джонс невозмутимо вернул статуэтку на место.

Он снова вернулся к алтарю, очищая его и молясь. Колеса завертелись. Когда они остановились, Джонс подошел к дрожащей и рыдающей старухе. Взяв ее за запястье, он поднес ее руку к статуэтке. Когда старуха вывернулась, умоляюще глядя на Каталлона, тот лишь произнес:

— Делай, как говорит Жрец.

Джонс выпустил ее. Женщина осторожно прикоснулась к металлической голове. Набравшись уверенности, она сжала ее, подняла, взмахнула над головой.

— Ничего! — выкрикнула старуха. — Никакой магии! Я ненавижу его, а со мной ничего не случилось. У него нет силы. Сегодня мы пошлем его в Преисподнюю.

Нахмурясь и трепеща, Джонс повторил предыдущую демонстрацию с серпом. Ничего не произошло.

Даже Каталлону с трудом удалось утихомирить толпу. Виппард со своими Жрецами завывал от смеха.

Джонс сосредоточился. Он поднял статуэтку с земли, где ее уронила старуха. С безразличным видом стер с нее слюну и вернул на старое место в кувшин. Снова повторил весь ритуал с молитвой. Воины, крутившие колеса, истекали потом. Белки их глаз ярко блестели.

Повернувшись к Летучей Орде, Джонс заговорил. Голос его был неуверенным, жестикуляция чрезмерна.

— Металлический человек — это Человек-Который-Есть-Смерть. Он поражает лживых и злых, тех, кому я не даю своего благословения. Узрите. И поверьте. — Он указал на Виппарда. — Я благословил женщину. Она делала то же, что и я, и она жива. Я предлагаю тебе сделать то же самое, но я не могу благословить тебя. Ты запятнал Луну. Раскайся, Виппард. Раскайся, согласись служить мне, и моя Мать пощадит тебя.

Виппард уверенно встал. Ветерок развевал его длинные седые волосы. Подойдя к Джонсу, он глумливо усмехнулся:

— Думаешь запугать меня своей жалкой игрушкой? Думаешь, я не знаю, что в первый раз ты просто поджег что-то? Мы, Жрецы Летучей Орды, поняли, как использовать страх и ловкость рук еще много поколений назад. Ты ошибся.

Он смело шагнул к алтарю. Джонсу пришлось поспешить за ним.

Изобразив повиновение, Виппард встал перед алтарем на колени, с наигранным страхом глядя на вращающиеся диски. Заглянув в кувшин, он отшатнулся в припадке напускного ужаса. Толпа ободряюще зашумела. Подыгрывая ей, Жрец принял драматическую позу, протянув руку к кувшину.

— Остановись! — Джонс простер руки в мольбе. — Не прикасайся. Прошу тебя, собрат Жрец, не печаль меня. Позволь мне и моим друзьям покинуть это место, не обагрив рук твоей кровью. Возьми мою жизнь, если должен. Пожалуйста, отпусти моих друзей. Но главное, не прикасайся к Человеку.

Виппард мягко сказал:

— Прибереги свои слезы. Они тебе еще понадобятся.

Он сомкнул пальцы.

Жадная голубая искра вылетела навстречу приближающейся руке. Громовой треск расколол ночь.

Виппард конвульсивно отдернулся назад и рухнул на землю, будто его кости внезапно расплавились. От обгорелого пальца поднималась тоненькая струйка дыма.

По толпе прокатился удивленный вздох, и все стихло, будто умерло.

Джонс спокойно подошел к Каталлону, седевшему с открытым ртом. Когда стражники попытались остановить его, он лишь отмахнулся своей флейтой. Возвысив голос, Джонс обратился к толпе:

— Я — Жрец Луны. Я послан Летучей Орде и Каталлону. Услышьте меня. Узрите. И поверьте.

Сайла заслонила рукой глаза от полуденного солнца. Рядом с ней ссутулился в седле Конвей.

— Мне это не нравится, — сказала Сайла, продолжая смотреть вдаль. — Там совсем нет людей.

— Пять домов, Сайла. — ответил Конвей. — Везде живность, значит, есть и люди. Если тебе станет от этого легче, я могу послать вперед собак, и мы подождем тут, пока они все осмотрят.

Именно это ей и хотелось сделать. И хотя до скопления домов была еще добрая миля, к тому моменту, как собаки добегут туда, все обнюхают и вернутся, они и сами успеют добраться до места. Возможно, она слишком осторожна. Сайла постаралась успокоиться; она чувствовала, что слишком волнуется.

Но она ничего не могла с этим поделать. Необъяснимая смерть человека, убившего Хранительницу и похитившего Додоя, не давала ей покоя. Белая стрела ясно показывала, что был еще второй блюститель, убивший первого. Почему один головорез сделал что-то, что помогло ей справиться со вторым?

Нерешительность и вопросы, на которые нет ответов, подобны ранам, истощающим силы. Что бы она ни собиралась делать, она ловила себя на мысли о том, что сейчас делает Клас. Когда же она делала что-то, Клас, казалось, все время наблюдал за ней через плечо. Его присутствие было добрым и заботливым, но Сайла никак не могла избавиться от впечатления, что ее оценивают.

Но это было лучше, чем сны о Жнее. Бывали времена, когда она вытесняла образ Класа из одиноких просторов ночи. Жнея презрительно улыбалась. Она заманивала Сайлу в будущее, заполненное видениями Врат, превращавшихся в издевательски смеющиеся рты, и символов Церкви, становящихся лицами, полными ненависти.

Иногда Сайла просыпалась, холод и тишина леса проникали в кровь и кости, усиливая ее беспокойство. Она думала, уж не подводит ли ее рассудок.