Дональд Маккуин - Ведьма

Воодушевление Джалиты било ключом.

— Все говорят только о твоей новой машине. Она просто замечательная. — Ее дразнящая улыбка подчеркивала согласие с этими словами. — Я хочу сама взглянуть на это чудо. Покажи мне ее, пожалуйста.

Джалита была одета в облегающую светло-бежевую блузку из тонкой хлопковой ткани. Такого же цвета жилет из грубой парусины, покрытый незамысловатыми узорами, сочетался со штанами, заправленными в невысокие, богато расшитые орнаментом сапожки. Стоя спиной к окну, украшенному витражом из разноцветного стекла, она ощущала, как красива сейчас на фоне его радужного многоцветья.

Леклерк поспешил утолить интерес Джалиты. Направляясь в сторону конюшни, он обратил ее внимание на крупный выводок цыплят и рассказал о значении регулируемого разведения домашней птицы. Он также показал лошадей, овец и другой скот, бродивший по прилегающим полям. Возле конюшни Джалита взяла Леклерка под руку. Затаив дыхание, она глядела на него восторженными глазами.

— Ты столько всего делаешь, Луис. Разве тебя не раздражают обвинения в занятиях магией?

— Имеешь в виду Эмсо?

Она отвернулась.

Леклерк решился на откровенный разговор.

— Эмсо не нравится думать о переменах. Я же хочу изменить все, — он провел по воздуху рукой, описывая всеохватывающую дугу. Другая рука сильнее сжала ладонь Джалиты. — Там, откуда пришли я и мои друзья, меня звали «лудильщик». Я любил возиться с разными предметами, чинить сломанные вещи, мастерить всякие штучки. Мне нравилось постоянно бросать вызов жизни, искать и находить приключения.

Они вошли в огромное темное помещение конюшни. Вверху на стропилах галдели воробьи. Прямо перед ними стоял насос. Остановившись, Джалита недовольно сморщилась. Потягивая носом, она бросила на Леклерка вопросительный взгляд.

Он озадаченно замешкался, затем расплылся в широкой улыбке.

— Тебе не нравится запах? Мне приходится много заниматься дублением кожи, поэтому тут так пахнет. Производство черного пороха без серы и других компонентов вообще невозможно. Вон там еще стоят коксовые печи. Прорва запахов! Цена прогресса. — На какой-то миг его охватило непонятное раздражение. Подавив его, он снова заговорил: — Я хочу сказать… То есть я имею в виду, что хочу стать всем, кем смогу, До этого я работал по-другому, но сейчас все будет иначе. Я останусь в игре до последней карты. Все, нет больше «лудильщика». На этот раз — «строитель». Творец.

Не осознавая своих движений, Леклерк повернулся лицом к Джалите и схватил ее за плечи. Под его пристальным взглядом она сделала шаг назад. Леклерк подался за ней. Она сделала еще один шаг, потом еще один. Пока резко не наткнулась спиной на какой-то предмет. Джалита вскрикнула. Леклерк очнулся, но все еще продолжал держать ее за плечи. Понимая, что произошло, он мягко заговорил:

— Символично, что тебя остановила эта штука. Это — власть.

Оглянувшись, Джалита затрепетала от необъяснимого понимания смысла его слов. Дубовые элементы машины были тверды, как скала, но в них была жизнь. И смерть. Девушка просто пожирала глазами грубо свитые канаты, зубчатые колеса, рукояти по обе стороны повозки, сверкающие медью поршни. Зловещий серый холод металла словно гипнотизировал. Она ласково провела обеими руками по корпусу машины, вдохнула запах мягкой кожи, смолистого дерева и кованого металла.

Леклерк был польщен:

— Здесь, Джалита, все это и родилось. Сила и власть берут свое начало отсюда, — он указал на катапульту, потом на свою голову. — Сила не в руках, тонких интригах или смелых поступках. В знаниях. А сколько всего еще может появиться. И каждый раз это для меня шаг вперед. И для вас тоже.

— Послушай, раз уж начался этот разговор, мне нужно сказать тебе кое-что. Я обещала, что мы встретимся. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Но мне пришлось соврать, когда я сказала, что хочу посмотреть твое новое волшебство. Я здесь, чтобы сказать… Мы не можем быть вместе, как… Как я надеялась.

— Есть кто-то еще?

Под его пристальным взглядом она молча отвернулась и покачала головой.

— Скажи, кто?

— Какая разница. Я не могу ответить.

— Ты должна.

Подойдя, он нежно погладил ее по волосам, словно умолял Довериться ему.

Закрывая лицо руками, она снова покачала головой:

— Это секрет. Мне нельзя. Я не осмелюсь…

— Ты можешь сказать мне. Ты должна. Я здесь, чтобы защитить тебя, даю слово.

— Это слишком опасно. Я причиню боль и не смогу жить с этим, Луис. Пожалуйста, я обязана тебе своей жизнью. Я не могу рисковать твоей.

— Никто не причинит нам зла.

В его нежных объятиях она стала успокаиваться.

— Гэн должен сильнее сплотить союзников для защиты Трех Территорий. Он хочет… использовать меня. Как подарок.

Взорвавшись от разочарования и досады, Леклерк отбросил подобную возможность:

— Какая дикость! Мы не допустим этого! — И, успокаиваясь, уже рассудительно спросил: — А он сказал, кому подарок?

— Он ничего не говорит мне, — девушка печально склонила голову ему на грудь. — Только Ниле. Она мне рассказала, но это секрет, Луис. Она так добра со мной, я не хочу причинять ей беспокойство. Пожалуйста, обещай, что не промолвишь ни слова.

— Обещаю, но кто это?

Леклерку показалось, что наступившую тишину он мог бы разорвать в клочья, и он сильнее обнял Джалиту. Ее руки нежно обхватили его за талию и, словно ухватившись за новую надежду, она тихо произнесла:

— Эмсо.

Гулявший среди снастей северный ветер воспевал стужу. Иногда он тихо завывал, от чего кровь стыла в жилах и казалось, что при малейшем движении они лопнут. Другая песнь звучала громче и выразительнее, и пелось в ней о безысходности, о ледяном ветре и воде, истощавших волю человека настолько, что он ослабевал и ждал смерти. Но хуже всего были пронзительные стенания штормовых ведьм. Каждый Скэн знал истории о невидимых женщинах, прозванных штормовыми ведьмами. Их дьявольские руки спутывали канаты, рвали паруса. Самыми злыми были ведьмы с севера. От их дыхания стыла кровь в жилах, от их голосов цепенел разум.

Кряхтя от боли, Домел навалился на румпель. Штормовые ведьмы знали, что в управлении лодкой он полагается лишь на слух и чутье, и удвоили усилия, чтобы сбить его с пути. Сунув в рот руку, он сильно прикусил пальцы. Боль заставила думать; ощущение теплоты вывело его на какой-то миг из состояния окоченения.

Северный ветер пронесся за корму и разгулялся там. В этот момент Домел ощутил отраженную волну, своего рода контрудар ветра. Только человек, бороздивший всю свою жизнь морские воды, мог почувствовать его в полной мере. Даже для Домела он был почти неразличим в потоках и реве бушующего моря. Подобно трем размеренным ударам сердца, до него донеслись отголоски морской бездны.