Алексей Доронин - Домик в деревне

Я пристроился в хвост небольшой очереди. Пока я стоял, подкатила машина и зашел невысокий полный мужик в кепке-«жириновке». Хозяин. Он подошел к прилавку и перебросился парой слов с продавщицей. У меня с детства хороший слух, а в эти дни обострилось и внимание. Они тоже распродавали последнее. На оптовых складах ничего не было.

Вот так — было да сплыло!

— Солнышко, — сходу сказал я ей, вернувшись из «разведки». Она сидела на кухне у печки и, закутавшись в плед, пила кофе. — Мы эвакуируемся.

— Уже? — удивилась она. — А не рано? Тут соседи говорили, крупу по карточкам давать будут. И воду питьевую машина подвезет.

— Может, и подвезет, — согласился я, хоть и не верил. — Но этого мало. Они уже наверно переморозили трубы. Даже если в котельную подвезут уголь и дадут электричество, тепла не будет. А угля уже не купить. И квартира холодная, угловая. Лучше подстраховаться. Надо уходить, пока можно. Будем следить за развитием событий из безопасного места.

Зная ее характер, я был готов к тому, что убедить ее будет непросто. Черт, да я был готов и применить силу, если надо. Но она неожиданно легко уступила мне. Будто почувствовала, что наступили другие времена.

— Хорошо, дорогой. У меня самой этот проклятый город сидит в печенках.

— У меня тоже. Ничего хорошего он мне не дал. Ну, кроме тебя.

Она улыбнулась и обняла меня. Как легко им угодить… Иногда.

Идея, как покинуть город, созрела у меня в голове несколько дней назад.

Судя по всему, железная дорога тоже была обесточена. Электрички и скорые поезда не ходили уже дня четыре, но изредка я слышал под окнами — мы жили совсем близко к дороге — стук колес. Это были товарняки и инженерные поезда с какой-то хитрой железнодорожной техникой. Один раз даже проехал с ревом «Буран», разгоняя снежные заносы. Все тащили дизелевозы.

Взвесив все еще раз, я решительно постучал в дверь соседа-железнодорожника.

— Родная, пляши, — сказал я ей через пять минут, — Мы уходим.

— Отлично. Дай мне только час на сборы.

Для женщины это совсем немного.

— Не бойся, у нас есть еще сутки.

Этот день пролетел быстро.

Уходя, я еще раз оглядел наше жилище. В нашей квартире было нечего воровать, кроме холодильника, так что пусть мародеры подавятся. Дверь я, тем не менее, закрыл на все замки. И во внезапном приступе мизантропии оставил в верхнем ящике буфета пустую бутылку водки, куда аккуратно вылил две бутылочки уксуса. Хорошие люди по квартирам не лазят, а тем, кто будет курочить мою дверь я от души желал окочуриться на месте.

Ноут я взял с собой с наивной надеждой на возвращение прежней жизни. Даже кота мы накормили успокоительным и посадили в рюкзак. Пакостливый, конечно, гад, но если его выпустить во двор, ему предстоит исчезнуть в желудке наших сограждан. Жалко.

Это был самый дорогой билет в моей жизни. Хоть и в один конец, но он стоил нам остатка сбережений, ящика водки и двадцати блоков сигарет. Эту «валюту» я берег как раз на такой случай.

Вокзал стал прибежищем бездомных и погорельцев, и соваться туда было незачем. Нам сказали подойти к одному полустанку, где даже зала ожидания не было, только перрон. И в темное время суток, чтоб не привлекать внимания.

Мороз был под тридцать. До места посадки мы добрались на такси.

— А если он откажется? — с сомнением спрашивала Настя, когда мы подходили к потрепанной «девятке», по привычке ждущей у неработающего ресторана.

— Ми его зарэжем, — усмехнулся я, показав на китайский охотничий нож в чехле на поясе, которым пока резал только колбасу и открывал банки. Ружье у меня за спиной было замотано в одеяло и уложено в брезентовый чехол от палатки (самой палатки у нас никогда не было).

Как я и думал, «бомбила» не отказался от возможности заработать легкие деньги. Как и все таксисты, он был настолько туп, что не понимал новую цену этим бумажкам.

Это было абсолютно безлюдное место. Но по опыту я знал, что в таких местах опасность на порядок меньше, особенно сейчас, когда лишний час на улице может стоить обмороженных ушей.

Уже пять минут как должен был подойти поезд, но его не было, и мы начали волноваться.

«Неужели наебут? Довольствуются задатком и кинут?».

Я не полный дурак, и половину оплаты обещал отдать на месте.

Мы притопывали и водили хоровод вокруг скамейки, чтобы не замерзнуть. Наверно, со стороны это смотрелось забавно.

Сколько людей уже получили обморожения, подумал я? А сколько будет через неделю, если не починят отопительную систему? (Неужели я сказал «если»?) Сколько сгорят и угорят от самодельных обогревателей? Сколько замерзнут в сугробах и своих холодных квартирах, пытаясь отогреться алкоголем?

Ни единой души не было вокруг, и мне в голову начали закрадываться еще более нехорошие мысли. Вдруг сосед навел на нас знакомых громил?

Они же не знают, что мы взяли с собой только самое необходимое, и с наших трупов не снимешь никаких ценных вещей, кроме нательных крестиков да Настиных сережек, которые достались ей еще от прабабушки.

Я взял Настю за руки, согревая ее ладони своими. Как же я виноват перед ней… Теперь еще и под монастырь нас обоих подвел, и денег лишились. Я уже хотел разворачивать ружье и доставать патроны, когда почувствовал слабую вибрацию рельсов.

Как манне небесной я радовался звуку приближающегося поезда.

Дизельный локомотив тащил единственный пассажирский вагон. Он остановился почти у нас под носом.

Двери распахнулись. Мужик в форменной куртке и валенках — судя по возрасту, помощник машиниста, а не проводник — махнул рукой:

— Эй, пассажиры, запрыгивайте бегом. Стоянка ноль минут.

В вагоне, который оказался купейным, было тепло, и мы быстро согрелись. Тут уже было полно народу, но нас провели в самый конец.

— Своих вывозим, — пояснил наш провожатый. — В село одно. Скоро тут будет пиздец. У нас по министерству в предпоследний день циркуляр пришел — провести ревизию подвижного состава. Слили страну. Слили… Весь базар про кризис — это так, чтоб народ отвлечь… А мы, говорят, даже китайцам нах не нужны. Угля у них своего хоть жопой ешь… А пиндосам и подавно.

Я кивнул, невольно глянув в окно. Мы уже проезжали пригороды.

Буран сыграл злую шутку с автомобилистами. Я видел снежные заносы, в которых стояли длинные вереницы машин, некоторые из которых были уже брошены. Сколько же не чистили дороги?

— Это мышеловка, блядь, — продолжал железнодорожник, поймав мой взгляд и опорожняя второй стакан. — Весь юг области. Полтора миллиона человек в трех городах, а жрать нечего, кроме картохи. Это же не Алтай и не Приморье, и не Кубань. Тут мало что растет. И охотой не проживешь. А еще зоны, мать моя…