Павел Нечаев - Цена свободы

На кладбище собрались все, колыхалось море людских голов. Сверкали на солнце полированным деревом гробы, развевался флаг. Люди говорил речи, вспоминали, какими были погибшие. Я стоял в сторонке, ничего говорить я не собирался, хоть все наши и настаивали, что я должен что-то сказать. Наконец, гробы опустили в землю, вскинулись к небу винтовки, трижды хлестнул залп. Народ стал расходиться.

— Ты зря ничего не сказал, — упрекнул меня Вайнштейн, — в конце концов, ты остался из Комитета один, не считать же Алину. — Действительно, я часто ловил удивленные взгляды. Говорить не хотелось, да и не знал я, что говорить в такой момент.

Я мрачно глянул на Вайнштейна, и шагнул вперед. Будь что будет, решил я, скажу, что думаю. Народ стал перешептываться, движение в сторону выхода прекратилось. Я подошел к микрофону, снял его с подставки и сказал:

— На нас напали. Убили наших друзей, — мои слова летели над притихшей толпой, — нанесли нам удар в самое сердце. Мы знаем, кто это сделал, мы знаем, кто снабдил его бомбой. Крысы, трусливые вонючие, крысы не решились открыто выступить против нас. Они подложили бомбу. Но у них ничего бы не вышло, без помощи некоторых из нас. Среди нас враги! Я вам обещаю, я клянусь здесь, у могилы моих друзей, что никто, причастный к этому преступлению не уйдет безнаказанным. Я клянусь, что отомщу! Пусть тот, кто со мной, поднимет руку. — К небу взметнулись сотни сжатых в кулак рук.

— Оповестите всех наших, пусть все вспомнят все. Может, кто-то что-то видел, может, кто-то что-то знает. Профессор не сам до такого додумался. Это Барзель, сука, идет по стопам отцов-основателей. — Я в ярости метался по комнате, — все сходится — наехал бы он военной силой, это бы только сплотило всех наших. И победа бы досталась ему дорогой ценой. А тут взорвал активистов, и порядок, приходи и бери голыми руками. — Мы собрались у нас, все наши, в том числе те, кто заменил погибших во главе Семей. Сидел весь Комитет, я да Алина, у той были заплаканные глаза, она, похоже, была всерьез влюблена в Летуна.

— Давай спокойнее, так и дров наломать недолго, — одернул меня Вайнштейн.

— А ты меня не затыкай! — заорал я, теряя голову, — ты сам, аналитик хренов, прощелкал! Это ведь наша вина, мы должны были просчитать такое развитие событий! Ведь все на поверхности было, эх…

— Я всего лишь хочу сказать, — ледяным голосом сказал Вайнштейн, — что решения надо принимать спокойно. И ты должен держать себя в руках.

— Так… Да… Ты прав, — я взял себя в руки. — Шимон!

— Я тут, — Шимон сидел у двери, тише мышки, и вид у него был какой-то растерянный.

— Ты и твоя банда шаритесь по всему городу, суете нос во все дырки. Собери своих, все проверьте, если что-то увидите, докладывайте. — Шимон кивнул, — остальные, слушайте внимательно. С этого дня я объявляю в Республике чрезвычайное положение. Все невоенные проекты приостановить. Всех наших под ружье, усилить посты на границах и на въездах в поселок. Ответственным за безопасность назначается Лираз Данино. Вайнштейн, подготовь меморандум, нужно объяснить людям, что, почему и зачем мы делаем. В случае открытого неповиновения разрешаю стрелять на поражение. Барзель обозвал нашу Республику беззубой, пришло время доказать, что это не так. Начинаем готовиться к войне!

Готовиться-то мы начали, но меня не покидало ощущение того, что инициатива перешла к противнику, а мы лишь реагируем. Да и люди, сменившие убитых, и в подметки не годились своим предшественникам, ну разве мог Славик, например, заменить Медведя? Это даже не смешно. В результате, мне приходилось проверять и перепроверять каждое их действие. Алина впала в депрессию, помощи от нее не было никакой, она и раньше в наших делах не участвовала, занималась медициной. Хорошо хоть, Лираз помогал, и сам человеком толковым оказался, и опыта организационной работы ему не занимать.

Не прошло и недели, как к нам в Форт завалились «оппозиционеры», и, окружив меня на крыльце, стали бомбардировать требованиями немедленно, сей же момент, устроить выборы. Я молча подождал, пока они, перебивая друг руга, излагали свою позицию, почесал небритый по случаю траура подбородок, и, не повышая голоса, ответил:

— Вы что, охренели? Еще траур не прошел, а тут вы со своими претензиями…

— Коцюба, — Даниэль, как и я, говорил спокойно, — траур трауром, но порядок нужен. Комитета больше нет, значит надо избрать новый. И чем раньше, тем лучше.

— Ага, — усмехнулся я, — выборы, значит, демократия и все такое. Чтобы, значит, вас избрали, а вы тут же поднесли Республику Барзелю на тарелочке. Так?

— Пусть так, — не смутился Даниэль, — но это будет по закону и по справедливости. Порядок должен быть!

— Порядок, — меня при слове «порядок» перекосило, — порядок будет тогда, когда я разберусь с вашим другом Барзелем. Вот тогда и устраивайте выборы. Меня уже задолбало рулить вашим детским садом для даунов, давно и прочно задолбало! Так что подождите немного, и власть будет ваша, если мозгов хватит ее удержать. Я не буду выставлять свою кандидатуру на выборы. Все слышали? — я обвел заполнившую двор Форта толпу взглядом. Народ потрясенно молчал. — Но до тех пор, не путайтесь у меня под ногами. Не дай вам бог стать у меня на пути! Убью!

Я развернулся и ушел в Форт, народ еще что-то там кричал, был слышен визгливый голос Стаса: «вы слышали, вы слышали, что он сказал, это немыслимо…». Мне было все равно. По совету Вайнштейна, на седьмой день после похорон, мы пригласили к себе всех наших, самых надежных ребят. Набралось человек двести с лишним, мы поставили столы во дворе нашего дома, так что всем хватило места. Сначала, как положено, посидели, помянули, выпили по маленькой. Потом я встал:

— Все так повернулось, мужики, что нам опять надо воевать. Вы сами знаете расклад, в общем, тут такое дело… нужна ваша помощь, не поможете, нам конец, всей Республике, и Поселку нашему. Приказывать я вам не могу, просто прошу…

— Побереги дыхание, Коцюба, — поднялся со своего места Леня, — мы все с тобой, и не сомневайся, правильно я говорю, мужики? — Собравшиеся отозвались одобрительным гулом.

— Спасибо, мужики, — я почувствовал, что у меня перехватило дыхание, — спасибо.

И опять потянулись дни, один за другим. На дорогах стояли посты, проезжавшие машины проверяли, невиданное в Республике дело. Мы готовились к рейду на территорию Земли Отцов, готовились открыто, так, что каждая собака в Поселке знала. Под прикрытием поднятого шума, уходили в тыл врага разведгруппы, оборудовали схроны. Сходиться с Барзелем в лобовую никто не собирался, идея была в том, чтобы устроить у него в тылу герилью в полный рост. Узкоглазым было передано несколько компактных взрывных устройств, по сигналу они должны были подложить их в заранее оговоренные места. Игра в терроризм, это не игра в одни ворота, в нее можно играть вдвоем, и скоро Барзель должен был почувствовать это на своей шкуре. «Оппозиция» затихла, они не заткнулись совсем, но бурчание их было еле слышным. Все вроде бы шло как по маслу, но предчувствие надвигающейся грозы меня не отпускало. Я с трудом засыпал по вечерам, ворочался в кровати, прикидывал, размышлял. Что-то я пропустил, что-то не додумал, не просчитал, но вот что?