Колин Уилсон - Мир пауков. Башня и Дельта

Вышли в приподнятом настроении. Земля под ногами вновь стала твердой, море заметно приблизилось; так идти — к вечеру, глядишь, можно оказаться и на месте. В очередной раз шли через равнину, поросшую песколюбом и низкими кустами, из которых многие были усеяны яркими ягодами (последние огибали загодя). Слева местность постепенно снижалась к реке, петляющей теперь к морю через плоские болота. Послеполуденной порой с западных холмов нагрянул ливень. Ветер неожиданно переменился, низко над головой, словно наступающее войско двинулись сонмы черных туч, и через несколько минут вокруг ничего уже не было видно, кроме пелены дождя. Сполохам молний вторили обильные раскаты грома, а земля под яростным напором хлещущих струй превращалась в слякоть.

Останавливаться не было смысла. Кусты прибежища не давали, а земля под ногами превратилась в сущий поток, стекающий по склону в сторону реки. В считанные секунды путники вымокли до нитки — и плащи не помогли — а башмаки хлюпали от скопившейся воды. Пошатываясь, брели вперед, превозмогая напор перемежающегося ветром дождя; через намокшую одежду струи проникали к телу совершенно беспрепятственно. Найл в одном месте чуть не шлепнулся, но его схватила и втащила на ноги мощная длань Манефона. Затем Манефон положил ручищу Найду на плечо и тесно, любяще его сжал. Найл снизу вверх поглядел на товарища и обнаружил, что тот самозабвенно смеется, подставив лицо под струи. Найл еще раз проникся радостью Манефона за то, что тот не только чувствует, но и видит дождь.

Ливень неожиданно кончился. Облака истаяли над восточными макушками холмов, и озябшие тела согревало солнце. Из звуков слышались разве что всплески, вторящие поступи по все еще стекающей вниз воде. Путники остановились и сняли башмаки. Дальше пошли босиком, обувь перебросив сзади через заплечные мешки. Постепенно сгустилась жара, от одежды шел пар, и лужи вокруг песколюба поисчезали. Впереди в солнечных лучах переливчато поблескивало море, словно дождь вымыл его дочиста.

Шагающий впереди Доггинз вдруг остановился и с напряженным вниманием уставился на что-то.

— Ты чего? — спросил Найл.

— Змеи, — коротко ответил тот, ткнув пальцем.

Из дыры в земле меж двумя кустами утесника выявлялось что-то белое. То же самое происходило повсюду вокруг. Путники озирались в тревожном недоумении; на миг Найл пожалел, что опрометчиво расстался со жнецами. И тут Симеон воскликнул:

— Какие змеи, это же грибы!

Что-то коснулось Найла голени. Он отскочил и тут увидел, что это шаткий стебель, вытесняющийся из земли движением, напоминающим червя или сороконожку. Все вокруг — цветы, грибы-красавцы и уродливые поганки — проталкивались наружу из почвы, будто крохотные рептилии. Некоторые грибы разбухали, словно шары; иные уже и лопнули, наполняя воздух запахом влажного леса.

Найлу вспомнилось детство — минуты, когда ожила пустыня (только теперь все происходило гораздо быстрее). Четверти часа не прошло, как они ступали по морю цветов и разноцветных грибов, а воздух наполнен был смесью запахов, местами изысканных, местами неприятных. Но даже последнее никак не сказывалось на восторге Найла. Словно детство возвратилось, и они по-прежнему жили в пещере у подножия плато, и все еще живы были отец, Хролф и Торг. Ожило забытое прежде радостное волнение, которое он ребенком испытывал, побалтываясь в корзине за спиной у матери на пути в новое жилище. И помнился терпковатый вкус сочного корня, который мать выковыряла ножом, и запах горелых кустов креозота, смешанный со своеобразным запахом жуков-скакунов, державшихся у них в пещере несколько месяцев. Удивительно было сознавать, что в нем по-прежнему живет семилетний мальчуган, а воспоминания все настолько свежи, будто все происходило вчера. Идя среди прохладных на ощупь цветов, Найл почувствовал, что Дельта ненадолго вернула ему детство, и что все это — прощальный подарок растения-властителя.

Через пару часов к морю приблизились настолько, что стали слышны голоса чаек. Снова путников окружала зеленая растительность, похожая на непомерно разросшийся водокрас, и кусты, глянцевитые листья которых яркостью напоминали покрашенные. Чтобы обогнуть поляну с наркотическим плющом, пришлось сделать порядочный крюк к востоку. Заодно осталась в стороне и непроходимая чащоба мечевидных кустов, идущая аркой почти полмили. Путь вывел к подножию восточных холмов, напротив места, откуда они начали путешествие через лес. Найл подумал об Уллике, и впервые за весь день его одолела печаль.

Тут ветер донес запах моря, а через несколько минут они уже ступали по теплому песку, слыша, как волны с глухим шумом накатывают на берег. Найл со стоном облегчения скинул свою ношу и ощутил бессмысленную легкость, будто ноги вот-вот сейчас сами собой оторвутся от земли. Пробежав через берег, он побрел в воду, пока волны не закачались вокруг пояса. Найл постоял, закрыв глаза, податливо мотаясь назад и вперед вместе с движением волн, и утомление изошло из тела, уступив место легкомысленной радости, от которой тянуло рассмеяться в голос.

Крик Милона заставил обернуться. Тот рукой указывал на берег. Какую-то секунду Найл не мог уяснить причину его волнения. Затем разглядел поднимающийся из-за пальм султан дыма в полумиле. Найл быстро, насколько позволяла вода, двинулся к берегу.

У Симеона вид был удрученный.

— Это могут быть слуги пауков. А если так, то пригнали их сюда хозяева.

— Не думаю, — Найл покачал головой.

— Почему?

— Они думают, мы все еще вооружены. И не пошли бы на прямое столкновение.

Милон поочередно оглядел лица товарищей.

— А может это наши люди? Приплыли и разыскивают нас.

Они подошли к пальмам и медленно двинулись вдоль берега. Ветер дул с северо-запада, но человеческие голоса не доносились. Когда до дымного столба оставалось несколько сот метров, путники подошли к прогалине меж деревьев и осторожно вышли на вершину холма. Отсюда видно было, что костер дымит примерно в том же месте, где они ночевали перед отходом в Дельту. Неподалеку под сенью деревьев лежал человек и, очевидно, спал.

Милон повернулся к остальным.

— Мне кажется, это Уллик.

— Дурачок, он умер, — сказал Доггинз.

— Посмотри, у него мешок, как у нас.

И вправду, мешок возле костра был точь-в-точь такой. Тут Милон рванулся вперед так, что не угнаться. Слышно было, как он кричит на берегу. Спавший, вскочив на ноги, оторопело уставился. Затем Милон повернулся, размахивая руками.

— Это правда Уллик? — они вдвоем кинулись навстречу друг к другу и, обнявшись, завозились, неуклюже приплясывая от безудержной радости.

Мысль, ударившую всех разом, вслух высказал Доггинз: