Елена Ершова - Царство медное

Она подумала и добавила:

— Вернее, могу, но… — она нахмурилась, подыскивая слова. — Я просто не обратила внимания. Какой-то совсем неприметный человек… честно говоря, мне даже не хотелось смотреть в его сторону.

— Это еще почему? — удивилась Майра.

Девушка смутилась совершенно и не нашлась, что ответить. Она только могла вспомнить, что у посетителя было что-то с лицом, но в итоге сослалась на свое плохое самочувствие и только этим могла объяснить свою невнимательность и нежелание общаться с клиентами в тот день. Вместо этого она предложила Майре список зарегистрированных посетителей, кто присутствовал в этот день в архивном отделе Информационного центра. Но и разговор с каждым из них не прояснил ровным счетом ничего. Ни один из присутствующих в этот день не видел никого подозрительного, и быть убийцей никак не мог. Похоже, следствие зашло в тупик.

Капитан Тышкевич торопил следственный отдел, прокуратура уже оперативно готовили ордер на арест Мирослава Полгара, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки.

Но Майра была уверена: неуловимый убийца, которого никто не видел, который призраком ходил, куда ему вздумается, потрошил людей, словно овец, среди бела дня, и оставлял кучу бесполезных вещественных доказательств, так и оставался недосягаемым для правосудия.

Историк связался с Виктором сразу же, как только изучил полученные от него бумаги.

— Я проверил информацию, — сказал он. — Среди оставшихся жителей оказалось несколько детей в возрасте от двух до десяти лет. Кого-то отправили в детские дома, над кем-то установили опеку родные, у кого-то оказался в живых один из родителей.

— Как я понял, родители тех детей погибли, ― ответил Виктор.

— Я отсеял этот вариант сразу, — согласился Глеб. — Очень жаль, что ты не знаешь фамилий и хотя бы примерного возраста. Слишком большой разброс. Но все же я сейчас устанавливаю связь с детскими домами и интернатами. А их немало по всей стране.

И, заметив расстройство в голосе Виктора, усмехнулся:

— Но ты не волнуйся. Хорошо, что ты обратился ко мне. Иначе решать тебе эти проблемы до следующего апокалипсиса.

Виктор с облегчением вздохнул.

— Спасибо тебе. Более точной информации пока нет?

— Пока нет, — эхом отозвался Глеб. — Когда будет что-то — сразу же тебе сообщу.

Виктор не спешил рассказывать о результатах своих поисков Яну.

Как не спешил признаваться, что едва не потерял сознание в ту ночь, когда Ян вспорол себе горло ножом. И как в панике носился по всей квартире, плача от страха и в лоскуты разрывая собственные рубашки, чтобы остановить хлещущий фонтан крови. И как звонил Марку, умоляя его приехать срочно. Срочно! И чем скорее — тем лучше.

— Повреждены артерии и трахея, — по приезду констатировал Марк. — Но у него на удивление крепкий организм. Обычно хватает нескольких секунд, чтобы умереть от потери крови.

Рану он зашил на совесть, хотя и сетовал на упрямство Виктора, который ни в какую не соглашался везти суицидника в больницу. Все, на что согласился Виктор — это рентген черепа и грудной клетки. Марк хотел убедиться, нет ли более серьезных повреждений внутри, учитывая плачевное состояние организма снаружи. Оказалось, беспокоился он не зря.

— Видишь, темные пятна? — спросил Марк, обводя снимки карандашом. — Это костные мозоли. Не знаешь, где наш приятель получил эти травмы?

— А разве костная мозоль не образуется вследствие естественного процесса заживления перелома? — вопросом на вопрос ответил Виктор.

— Обычно да, — подтвердил Марк. — Но она перестраивается в нормальную кость где-то за год, если нет никаких патологий. И посмотри еще, — он снова указал на снимки. — Здесь я вижу, по меньшей мере, три перелома ключицы, и нет ни одного целого ребра. Два из них и вовсе срослись неправильно. И это наводит меня на мысль, что твой товарищ попал в серьезную передрягу за последний год. Может, даже не одну.

— Он охотник, — заметил Виктор. — И не раз сталкивался с дикими зверями.

— Ах, ну это все объясняет, — с облегчением вздохнул Марк.

Конечно, об этом ученый тоже не стал рассказывать Яну. Да и не было такой возможности. Потому что сразу после отъезда врача у васпы случился самый настоящий истерический припадок.

На грани сознания и бреда он снова и снова говорил о Карине, пытался срывать с горла бинты, просил Виктора прервать его ничтожное существование в качестве урода и убийцы. Клялся, что как только станет человеком, сразу же отправится в полицию с чистосердечным признанием, что готов понести наказание.

Это было настолько несвойственно ему и непривычно, что пугало Виктора не меньше, чем попытка самоубийства. Виктору пришлось снова звонить Марку. Тот приехал без лишних слов и ввел Яну лошадиную дозу успокоительного, но после этого сразу же засобирался.

— Прости, Вик, в больнице такой завал, — оправдываясь, сказал он. — За сутки уже восемь человек с анафилактическим шоком доставили. Все палаты забиты.

— Конечно, конечно, — рассеянно закивал Виктор. — И спасибо.

После чего Марк уехал снова, а Ян заснул. И проспал двенадцать часов.

Уснул и Виктор, измученный последними событиями. Но его сны были беспокойны и странны.

Ему казалось, что он раздвоился. Он будто находился в чужом теле, но одновременно видел все происходящее со стороны. Видел помещение, похожее не то на тюремную камеру, не то на хирургический бокс. Вдоль стен возвышались столы с разложенными на них инструментами, в углу стоял причудливый механизм, сверкающий хромированными боками. Слепящий свет, льющийся с потолка, обжигал роговицу. Резко пахло гарью и озоном. А еще кровью…

…от запаха крови кружится голова. Тошнота подступает к горлу, и кастет выскальзывает из мокрых ослабленных пальцев. К тому же грубая кожаная петля фартука угодила под распахнутый воротник гимнастерки и сильно натирает шею.

Но эти неудобства не идут ни в какое сравнение с той мукой, какую сейчас испытывает голый бритоголовый мальчишка, что корчится на механизированной дыбе.

— Пожалуйста, господин! Не надо… я буду послушным… я больше не буду проситься домой…

— Тренера следует называть «сержант» или «наставник», — поправляет Харт, стоящий тут же и наслаждающийся представлением. — Я не какой-то там офицер, — он поворачивается к преемнику. — Ян! Что смотришь? Забыл, что полагается за обращение не по уставу?

Ян послушно бьет паренька под ребра гранями кастета. Но не так сильно, как хотелось бы Харту, и сам получает за это чувствительный удар по лицу.

— Ты сержант или бесхребетный слизняк? — рычит Харт. — Разве я плохо тебя учил? Разве я жалел тебя? А ты сам разве мало тренировался с шудрами?