Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля

Алиса слушала Шляпника так, как не слушала до этого даже рассказы деда Кузьмича. Шляпник заметил это и, подмигнув девочке, спросил:

— Кушать хочешь?

Та в ответ смогла лишь утвердительно кивнуть.

Все эти слова как-то не сочетались с образом странного, но веселого безумца, за которого Алиса сперва приняла этого человека. А тот уже вышел в соседнюю комнату и стал звенеть посудой, напевая какую-то бравурную мелодию. Алиса легко спрыгнула с кресла и на цыпочках подошла к проему, разделявшему две эти комнаты. Шляпник жарил на большой сковородке что-то донельзя аппетитное, переворачивая его блестящей вилкой. Он заметил Алису и, заулыбавшись, спросил:

— О, пропащее дитя! Так тебе и не сидится на одном месте? — он ловко подкинул скворчащий жиром кусок почти к потолку, после чего ловко поймал его обратно на сковородку и поставил ее на странный белый столик, из которого вырывался синий огонек. Рядом со столиком стояла большая красная железяка с большой белой надписью «ГАЗ» и трубками, соединяющими их обоих. — А вот знаешь, что общего у вилки и старой ведьмы? — и он снова хитро посмотрел на задумавшуюся Алису. Та, недолго думая, ответила:

— У них не пахнет изо рта?

Шляпник от неожиданности потерял дар речи на долю секунды, после чего залился таким громким смехом, что Алиса всерьез опасалась — не лопнет ли он. Он, однако, не лопнул и даже уточнил:

— А почему?

Алиса пожала плечами и спокойно объяснила:

— Ну, у вилки совсем рта нет, поэтому из него не пахнет, раз его нет. А что касается старой ведьмы, то вряд ли кто-нибудь знает наверняка — пахнет или не пахнет, ведь даже если к ней кто-нибудь заходит, она их кушает.

— Здорово! — действительно удивился Шляпник, но, снова искривившись в хитрой ухмылке, он заметил: — Но ведь во всех сказках старую ведьму кто-нибудь да побеждает, а?

Алисе ничего не оставалось делать, как ответить:

— Что правда, то правда.

— А хочешь правильный ответ?

— Спрашиваешь! — так же хитро улыбнулась она. — Я и наверх поднялась за правильными ответами.

— Замечательно! — Шляпник взял какую-то баночку и сыпанул из нее немного содержимого прямо в сковородку. — А общие у вилки и старой ведьмы количество зубов и способности к магии! — поднял он вилку вверх, как демонстрацию своего триумфа. Но не тут-то было — Алиса тоже заметила маленькую неточность в словах Шляпника:

— А я думала, что ведьмы с возрастом только сильнее становятся…

— Да неужели? — наигранно вскинул брови Шляпник. — Что ж, даже эта вилка не молода, — и тут одним движением руки Шляпника вилка превратилась в белое яйцо, которые Алиса видела несколько раз на маминой работе в столовой, забегая к ней, пока никто не видит. А Шляпник уже выводил вторую руку из-за спины, в которой и оказалась заветная вилка.

— Ух ты! — Алиса от восторга даже захлопала в ладоши, после чего Шляпник, как и при встрече, элегантно поклонился и, разбив о край красной штуковины с наименованием «ГАЗ» яйцо, вылил его содержимое в шипящее нутро сковородки, отчего та стала шипеть еще явственней и аппетитней.

— Неужели у тебя, как у нас на станции, есть своя курица? — удивленно спросила Алиса.

— Знаешь ли, отдельные представители вашего народонаселения готовы продать что угодно кому угодно — пусть даже видят его впервые. Нужна лишь горстка патронов!

— Ты так говоришь, словно у тебя их миллион, — Алиса не знала, сколько это — миллион, но чувствовала что это ровно столько, сколько не может быть у Шляпника.

— Ну, может, и не миллион, но недостатка в них я не испытываю, — и он снова, уже совершенно беспричинно захохотал.

— Не вижу в этом ничего смешного, — надулась Алиса.

— А я вижу, — опять заулыбался Шляпник. — И как это вы, люди, никогда ничего смешного не видите? По крайней мере — до смерти.

— А как это — смешное до смерти? — Алиса слышала об этом выражении, но никогда не воспринимала его всерьез — однажды она подслушала, как маме кто-то говорил, что смерть теперь — обычное дело. «А раз так, — размышляла Алиса, — то и не стоит думать об этом обычном деле — лучше думать о необычных».

— Вот смотри — иду я по улице, как вдруг где-то в стороне — бам!

Я туда бегу, а там сталкер на мину противопехотную напоролся, черт знает кем черт знает когда поставленную. Я хотел было в стороне остаться, а потом слышу — он смеется! Кровь хлещет из ноги, вокруг уже хищники стали налетать, а он смеется. Подошел я к нему, и знаешь, что оказалось? — и, не дожидаясь ответа Алисы, он продолжил сам: — Оказалось, что ему цыганка в свое время нагадала, что погибнет он от сгущенки. После этого всю жизнь ее не ел, а тут, раз уж все равно пропадать, решил в магазине еще и ее захватить, а ее не было, и он пошел другой грабить, а по пути напоролся, — и снова приступ истерического смеха, от которого у Алисы уже начинали болеть уши. Шляпник увидел недовольство своей гостьи и спросил: — Что, совсем не смешно?

— Ни капельки, — помотала головой Алиса. — Ты ведь трус, оказывается, — сказала она в лоб.

— С чего бы это? — опешил Шляпник.

— Ты же сказал, что подходить не хотел — значит, боялся, — с уверенностью продолжала гнуть свою линию Алиса.

— Хм, то, что я предпочитаю наблюдать со стороны, не значит, что я трус. Просто ради чего храбриться?

— Тебе что, даже не за что драться? — удивилась Алиса, знавшая о сражениях и даже войнах разных группировок в метро из рассказов у того самого костра, когда она тайком от родителей выходила из палатки слушать их.

— Нет, не за что, — грустно ответил Шляпник, после чего вдруг снова взбодрился: — Пахнет жареным. Дьявол! — он схватился рукой за сковородку, чтобы снять ту с огня, но обжегся, после чего схватил со стоящей рядом тумбочки полотенце и, прихватив им сковородку, отковырял содержимое в большую тарелку. — Что ж, ужин сготовился немного не таким, каким должен был быть. Но не беда! — обернулся он снова к Алисе с тарелкой в руках, в которой остывало что-то жирное и жутко черное, но, однако, приятно пахнущее. — Бери вилку.

— А она не исчезнет? — поинтересовалась Алиса.

— Если не будешь болтать во время еды, то нет, — улыбнулся в ответ Шляпник и, тоже взяв вилку, стал есть это нечто вместе с Алисой. Несмотря на горелый привкус, блюдо оказалось превосходным. Алиса уплетала его за обе щеки — за весь день она не съела ни крошки.

— Больно? — дожевывая свой последний кусок и указывая взглядом на обожженную руку, спросила Алиса.

— Уже нет, — спокойно ответил Шляпник. Во время разговора мышцы на лице его словно жили своей собственной жизнью, синхронно, однако, вытворяя совершенно непостижимые, но при этом соответствующие теме беседы гримасы — лукавство, радость, грусть. Вот и сейчас он словно бы примерил на себя последнюю маску, после чего тут же поменял ее на более жизнерадостную: — К разговору о смешном. Неужели ты думала, что Кэрролл — между прочим, автор твоей любимой книги — живший за сто лет до нас, смог предугадать теперешнюю поверхность планеты Земля, и ты, вылезая из катакомб своей «родины», действительно ожидала здесь доказательства документальности его труда?