Вероника Рот - Аллигент

Половина комнаты вскакивает и бросается к двери. Я вопросительно смотрю на Ниту, и она хмурится, образуя складку на лбу.

- Какого приговора? - говорю я.

- Маркуса, без сомнения, - отвечает она. И я бегу.

Я бросаюсь обратно вниз по туннелю, в поиске открытых пространств между людьми и проталкиваюсь, если их нет. Нита наступает мне на пятки, призывая меня остановиться, но я не могу остановиться. Я отделился от этого места и этих людей, и от моего собственного тела, и, кроме того, я всегда был хорошим бегуном.

Я беру лестницу в три подъема, вцепившись в перила для баланса. Я не знаю, почему я так возбужден - может из-за обвинительного приговора Маркуса? Его освобождения? Стоит ли мне надеяться, что Эвелин признает его виновным и казнит его, или стоит надеяться, что она пожалеет его? Я не могу сказать.

Для меня любой исход одинаков. Все равно либо злоба Маркуса или маска Маркуса, злоба Эвелин или маска Эвелин .

Мне не обязательно помнить, где диспетчерская, люди в коридоре сами ведут меня к ней.

Когда я уже здесь, я пробираюсь в начало толпы и вот они, мои родители, на половине экранов. Люди расступаются передо мной, что-то шепча, за исключением Ниты которая стоит рядом, переводя дыхание.

Кто-то увеличивает громкость, так чтобы все могли слышать их голоса. Звук их голосов трещит, искаженный из-за микрофонов, но я знаю голос своего отца; я слышал, как он меняется в нужное время, повышается в нужных местах. Я практически могу предсказать его слова, до того как он произнесет их.

- Не спешишь, - говорит он, насмешливо.

- Наслаждаешься моментом?

Я оцепенел. Маркус без маски. Это не тот человек, которого в городе знают, как моего отца, - терпеливого, спокойного лидера Отречения, который бы никогда и никому не навредил, и меньше всего его собственному сыну или жене.

Это человек, который вытаскивал ремень из петли за петлей и обматывал его вокруг костяшек пальцев. Это тот Маркус, которого я знаю лучше всего, и его образ, такой же как в моем пейзаже страха, превращая меня в ребенка.

- Конечно, нет, Маркус, говорит моя мама.

- Ты служил этому городу многие годы. Это не то решение, которое я и мои советники приняли легко.

Маркус без маски, но Эвелин как раз в ней. Она прозвучала так искренне, практически убедила меня.

- Мне и бывшим представителям фракций было о чем подумать. Твои годы службы, преданность, вдохновляемая тобой среди твоих членов фракции, мой продолжительные чувства к тебе, как к моему бывшему мужу . . .

Я фыркаю.

- Я все еще твой муж, говорит Маркус.

- Отречение не предполагает разводов.

- Но не в случае супружеского надругательства, отвечает Эвелин, и я ощущаю это снова, пустоту и груз. Не могу поверить, что она признала это публично.

Но теперь она хочет, чтобы люди в городе, видели ее определенным образом - не как бессердечную женщину, которая взяла под контроль их жизни, но, как женщину, которую Маркус избивал, тайна, которую он прятал за чистым домом и подавленная серой одеждой.

Теперь я знаю, каким будет исход.

- Она собирается его убить, говорю я.

- Факт остается фактом, говорит Эвелин почти нежно, - что ты совершил вопиющие преступления против этого города. Ты обманом втянул невинных детей, рискуя их жизнями в своих целях.

Твой отказ подчиняться приказам моим и Тори Ву, бывшего лидера Бесстрашных, повлек за собой бессчетное количество смертей во время атаки Эрудитов. Ты предал равных себе по положению, не сделав, так как мы договорились, и провалившись в борьбе против Джанин Мэтьюс. Ты предал свою фракцию, открыв, то, что было тайной.

- Я не.....

- Я не закончила, - говорит Эвелин.

- Учитывая твой послужной список в этом городе, мы приняли альтернативное решение.

Ты, в отличие от других бывших представителей фракции, не будешь прощен. и тебе не будет разрешено консультировать по вопросам, касающимся этого города. Ты не будешь казнен как изменник. Вместо этого, тебя вышлют за забор, за строения Дружелюбия, и тебе нельзя будет вернуться.

Маркус выглядит удивленным. Я не виню его.

- Мои поздравления, говорит Эвелин.

- У тебя есть привилегия начать все с начала.

Должен ли я чувствовать облегчение, что мой отец не будет казнен? Сердитым, потому что я настолько приблизился, наконец-то, к спасению от него, но вместо этого он по-

прежнему в этом мире, по-прежнему остается в моей голове?

Я не знаю. Я ничего не чувствую.

Мои руки немеют, я знаю, что это настоящая паника, но я действительно ничего не чувствую, как это обычно бывает. Я переполнен необходимостью быть где-то в другом месте, поэтому я разворачиваюсь и оставляю моих родителей и Ниту и город, в котором я жил когда-то позади себя.

Они объявляют учебную тревогу утром по внутренней связи, когда мы завтракали. Четкий женский голос дает нам инструкции: запереть все двери изнутри, занавесить окна и сидеть тихо, пока сирена не замолчит. - Все произойдет в конце этого часа, сказала она.

Тобиас выглядит изнуренным и бледным, с темными кругами под глазами. Он берет маффин, отщипывает от него маленькие кусочки и то ест, то о забывает о них.

Многие из нас встали поздно, часов в десять - потому что не было никаких причин проснуться раньше, как мне кажется. Когда мы покинули город, мы потеряли наши фракции, нашу целеустремленность. Здесь нечего делать, кроме как ждать, что что-то произойдет, и все это не дает мне расслабиться - я нервничаю и напряжена. Мне всегда было чем заняться, и что-то, за что можно было сражаться. Я пытаюсь напомнить себе, что надо успокоиться.

- Вчера они взяли нас покататься на самолете, говорю я Тобиасу. - А где был ты?

- Мне просто нужно было прогуляться. Переварить кое-что. Он старается быть краток и явно раздражен. - И как все прошло?

- Вообще-то, поразительно. Я сижу напротив него, и наши коленки соприкасаются в проходе между нашими кроватями. - Мир, оказывается... гораздо больше, чем я думала Он кивает. - Мне бы не понравилось, наверное. Высота, и все такое.

Я не знаю, почему, но его реакция меня расстраивает. Я хочу, чтобы он сказал, что он бы желал быть там со мной, испытать это со мной. Или хотя бы спросить, что я имела в виду под словом "поразительно". Но все, что он может сказать, это то, что ему бы не понравилось?

- Ты в порядке? спрашиваю я. - Ты выглядишь так, как будто вообще не спал.

- Ну, вчерашний день принес небольшое открытие, говорит он, подпирая лоб ладонью.

- Ты не можешь действительно обвинять меня за то, что я был расстроен из-за всего этого.

- Я хотела сказать, что ты можешь расстраиваться из-за всего, чего хочешь, говорю я, нахмурясь.- Но с моей точки зрения, все это не кажется веской причиной для расстройства. Я знаю, что это шок, но как я уже сказала, ты такой же человек, какой был и вчера, и позавчера, и неважно, что все эти люди говорят об этом.