Дмитрий Ермаков - Третья сила

Солдаты самообороны, бравые плечистые мужики, на которых Дима-Митя раньше не мог смотреть без робости, дружно хлопали ему, улыбались, встречаясь взглядом, кивали, словно своему. Даже сталкеры подходили, чтобы поздравить.

«Знали бы вы, какой я на самом деле лох, руки бы не подали», — вздыхал в глубине души Дима, вяло салютуя офицерам.

Потом ему пришлось идти пешком до родной станции и там, едва открыв люк туннельной перегородки, снова отбиваться от поздравлений.

Как мечтал он много-много лет об этом дне! Как часто во время бессонных ночей воображал он себя, овеянного славой, чеканящего шаг по плитам родного «Проспекта». Представлял себе радость и гордость на лицах родителей, уважение в глазах тех, кто еще недавно дразнили его «Самосвалом», восторг красивых девушек...

И вот все это сбылось.

Всё.

Кроме одного. Сам Дима готов был сорвать с головы почетный головной убор охотника, и растоптать его с криком: «Заткнитесь! Хватит! Я этого всего не заслужил!». Но усталость помешала ему сделать это.

Едва соображая, что происходит вокруг, он пожал руку Грише Самсонову, который сиял, точно начищенный поднос. Принял поцелуй в щеку от визжащей от восторга Лены Рысевой. Проглотил кусок мяса, приготовленного мамой по случаю семейного праздника.

После этого Дима с блаженной улыбкой рухнул на кровать.

И проспал почти сутки.

Но стоило Самохвалову открыть, наконец, глаза, как он снова увидел Лену. Она сидела на стуле у изголовья, одетая, как обычно, в тельняшку и армейские брюки, терпеливо ожидая, когда он проснется.

Дима сглотнул.

Испытание медными трубами продолжалось.

— Доброе утро, Димка! Доброе утро, дружище! Ты, наверное, мировой рекорд по длительности сна установил, — затараторила Лена, увидев, что Самохвалов открыл один глаз и внимательно смотрит на нее.

Судя по всему, долгое молчание утомило девушку. Она говорила минут пять, не умолкая, Рассказала Диме, как они волновались, ожидая его возвращения. Как с Ладожской позвонили и сообщили, что отряд вернулся с гостями. Как сам герой дня вошел на «Проспект», и какой фурор он произвел. Как она им гордится и тому подобное. Дима слова вставить не мог. Но когда Лена устала и на миг замолкла, Дима вытащил из-под подушки ленту и швырнул на пол, под ноги Лене.

— На, растопчи, — буркнул он и отвернулся.

Лена застыла с приоткрытым ртом. Она часто-часто заморгала. Потом осторожно приподняла кусок ткани, разгладила, положила на колени.

Долго не решалась девушка возобновить разговор. Потом осторожно встала, присела на край кровати.

— Дим. Ди-им! Ты чего? — пыталась Лена привлечь внимание юноши, но он не смотрел на нее. — Ну, ты чего, а? Тебя мой отец похвалил. Тебя сам полковник наградил. Все метро тобой гордится. А ты...

— Не называй меня «Димой», — глухо отозвался Самохвалов, — Митя я. Слабак я. Бестолковый и тупой. Таким вырос, таким и останусь. Ты зря гордишься мной. Иди, Лен. Иди к Грише. Счастья вам.

Лена глазам и ушам своим не верила. Она просто поверить не могла, что все это происходит на самом деле. Внутренний голос подсказывал ей, что лучше пока удалиться, дать другу оправиться от шока, собраться с силами и мыслями. Лена встала и взялась за ручку двери. Но потом, подумав, села опять.

— Может, расскажешь, что случилось? Дим? Ну, хорошо. Мить. Что там произошло?

— А твой батя что рассказал? — пробурчал молодой человек, не поворачиваясь, уткнувшись лицом в подушку.

— Ну... Сказал, что вы не успели дойти до эстакады, услышали со стороны реки канонаду. Он принял решение сходить посмотреть, что там творится. Увидели группу Молота, на них какие-то твари напали. Открыли огонь. Он говорил, что ты держался молодцом, не дрогнул, не испугался, держал высокий темп стрельбы. Потом помог вещи купца, Краснобая, в метро спускать... То же самое и лейтенант Ларионов говорит. Что, не правда?

— Высокий темп стрельбы? — Самохвалов невесело рассмеялся. — Высокий? Темп? Вот, значит, что он увидел. Видимо, твой отец ослеп. Или был так увлечен схваткой, что на меня вообще не смотрел. Иначе знал бы, что я за пару минут извел туеву хучу патронов. И все их я выпустил в молоко. Ты слышишь? В молоко! Мне, первому и, наверное, последнему выдали для первой охоты не однозарядное, а шестизарядное ружье. Видимо, чтобы хоть какие-то шансы были...

— «Бекас» [17], — догадалась Лена.

— Тебе виднее. Я в этом ни бум-бум. Эти свиньи метались, как мухи над говном. Я вообще прицелиться не мог! Бил наобум. Потом опять набивал ружье и снова лупил, как сумасшедший. И все выстрелы, ты слышишь? Все до единого были в сраную пу-сто-ту! — юноша сорвался на крик. — Хорош сталкер! Хорош охотник!

— Только с одним я согласен, — Дима слегка успокоился, больше не кричал, но настроение у него по-прежнему было похоронное. — Про рюкзак, который я в метро пер. Вот это и есть мой максимум. Вот что я реально могу.

Наступила тишина.

Дима лежал на кровати, натянув на себя одеяло.

Лена сидела рядом, судорожно подбирая слова, чтобы успокоить его.

За стеной, откуда еще недавно раздавался звон посуды — Ольга Самохвалова готовила сыну и его подруге обед — тоже не доносилось ни звука. Мама Димы, без сомнения, услышала крики сына. Ручка двери повернулась, но сразу же вернулась в исходное положение — войти в спальню мать не решилась.

— Дим. Димка, — снова заговорила Лена, пододвинувшись ближе и взяв парня за руку, — я тебя поняла. Честное слово, я все поняла. А теперь послушай ты меня. Не перебивай, ладно?

Дима издал неопределенный звук.

— Мой отец во время боя контролирует каждый чих своих бойцов. Он все видел, поверь.

Самохвалов тихо застонал.

— И Ларионов все видел, за это я ручаюсь, — продолжала Лена. — А теперь вспомни мои первые слова. Они говорят, что ты не струсил. Что, лгут? Нет. Ты не струсил! Ты не бросил ружье и не убежал. Так? Ты сражался, Дима. Ты сражался! Ты видел, что не можешь попасть, но продолжал стрелять. Спорить будешь?

— О да. Большое достижение, — отозвался Дима, не вылезая из-под одеяла.

— Да! Да, достижение! — воскликнула Лена, вскакивая на ноги.

Лицо ее пылало. Крупные капли пота скатывались по лбу. Тельняшка взмокла. Грудь тяжело вздымалась.

Дима откинул одеяло. Посмотрел на девушку. Слегка опешил, даже рот приоткрыл. Сонное, апатичное состояние, в котором он пребывал, рассеялось, как дым.

— Что ты должен был сделать там, наверху? — заговорила Лена, заставив Самохвалова сесть, положив другу руки на плечи и не сводя с него глаз. — Ну-ну, вспоминай. Ты должен был занять удобную позицию и уложить огнем в упор безобидного песика. Одного. Имея в запасе пять выстрелов. Зная, что тебя прикрывают два лучших стрелка общины. Вот к какой задаче мы тебя готовили. А где ты оказался? В настоящей мясорубке, Дима! В адовой бойне, после которой Серега Ларионов пришибленный ходит, ни с кем не говорит. Еще я беседовала с Молотовым. Он спокойно пересекает Неву, прикинь? Все метро боится к Неве близко подойти, а он по ней плавает! И знаешь, что он говорил? Что ему было страшно. Ему. Было. Страшно.