Роберт Маккаммон - Дети из проектора сна

Пора возвращаться домой.

Она еще раз обошла магазин. Осмотрела все полки — не пропустила ли чего нужного, — хотя у нее уже ничего не осталось на обмен. Увидела знакомую женщину и ее маленького сынишку. Остановилась и поболтала с ней пару минут, просто чтобы проявить дружелюбие. Потом пошла дальше и сама не заметила, как оказалась в дальнем углу, где была свалена в кучу старая электроника. Там женщина остановилась и долго смотрела на блестящую алюминиевую «ракету», на проектор сна, стоявший на колченогом карточном столике.

«Произведение искусства», назвал его молодой человек.

Женщина тихо фыркнула, раздув ноздри.

Хотя он действительно был красивым, если смотреть на вещи с такой точки зрения.

Может, получится отломать ручку и найти ей применение?

«Ненужный хлам», — подумала она. И все же… Сейчас не те времена, чтобы отказываться от того, что тебе предлагают. В следующий раз это может быть что-то ценное.

Женщина взяла в руки проектор — он был легким, как сновидения, словно внутри не скрывалось никаких механизмов, — и сунула к себе в рюкзак.

Она попрощалась с молодым человеком, с женщиной, с маленьким мальчиком, вышла на улицу, села на свой зеленый велосипед и поехала домой.

Она поставила проектор на комод в спальне. Но сперва рассмотрела его со всех сторон. Попыталась заглянуть в черную дырочку. Сунула туда палец. Кажется, там, в глубине, была линза, но палец до нее не доставал. Ветер вздымал пыль в темноте за окном, в комнате горели свечи, и женщина поставила проектор так, чтобы черная дырочка смотрела в комнату. Женщина еще пару минут постояла, решая, что делать дальше.

Хотя это было вполне очевидно.

Она крутанула ручку.

И еще раз.

И еще.

Ручка двигалась плавно, почти без трения. И все-таки она двигалась. Через какое-то время женщина отпустила ручку и отступила на пару шагов, ощущая себя круглой дурой, самой большой дурой на свете в этом печальном надломленном мире.

Ничего не произошло.

И не произойдет.

Проектор был мертвым.

Женщина поняла, что готова расплакаться. И она могла бы заплакать — на самом деле, — если бы не держала себя в руках. Потому что, хотя она ничего не ждала, ей все равно стало грустно. Проектор сна. Волшебная лампа. Что-то новое среди набившей оскомину повседневной рутины. Она позволила себе поверить, что, может быть — может быть, — ей удастся разбудить проектор. И он покажет ей цветущий луг под усыпанным звездами небом, и трава на лугу будет мягкой, так что сразу захочется лечь на нее и уснуть. Или голографический водопад, стекающий по гладким темным красивым камням в углу спальни. Или ночной пляж с волнами, набегающими на берег, и мерцающими далеко в море огнями кораблей. Или деревья, подбитые бархатом темноты, и птица, поющая среди ветвей — поющая лишь для нее одной.

Женщина все же расплакалась. Но лишь чуть-чуть, потому что разочарование и горе присутствовали в ее жизни уже давно.

Она позволила себе надеяться. Это было большой ошибкой.

Женщина вытерла слезы, переоделась в ночную рубашку, открыла специальный сундук и достала оттуда хрупкую книжку, чья сила всегда поднимала ей настроение в такие долгие темные ночи, когда ветер дул отовсюду и раскачивал тщедушные деревья.

Женщина надела очки, улеглась в кровать и открыла книжку на первой странице. Она всегда открывала эту книгу на первой странице, потому что там была надпись.

Надпись такая: «Живи вечно!»

А под ней — имя автора, поблекшее и призрачное.

Число и месяц — уже почти неразличимые. И год: 1988.

Давным-давно, за сорок лет до ее рождения.

Эта надпись всегда будила в женщине любопытство. Это радостное, в полный голос: «Живи вечно!». Может быть, это было какое-то особое сообщение? Может быть, кто-то однажды сказал это автору книги, и тот потом передал дальше — кому-то еще? Ей почему-то казалось, что такие пожелания не хранят для себя одного. Их выкрикивают громко-громко, обращаясь в каждой живой душе в этом мире.

Женщина нашла рассказ, который ей хотелось прочесть. Рассказ об одном дне из жизни полностью автоматизированного дома, где уже не осталось людей, чтобы любить этот дом и чтобы быть любимыми им. Она начала читать, но в эту горчайшую из горьких ночей ей хотелось услышать человеческий голос… голос, заглушающий вой одинокого ветра… Она поправила очки, откашлялась, прочищая горло, и начала читать вслух.

Она успела прочесть лишь два-три предложения, а потом резко умолкла и оторвалась от книги.

Потому что с проектором что-то происходило.

Еще до того, как увидеть, женщина это почувствовала.

Легкая дрожь? Шелест дыхания? Стук сердца?

Возможно, все вместе.

Черная дырочка на корпусе проектора зажглась электрическим синим светом.

В том месте, куда смотрела линза, в воздухе сгустилась голубоватая тень.

Она дрожала, дышала и улыбалась, обретая форму и плотность.

И вдруг оказалось, что в комнате стоит мальчик лет десяти, с каштановыми волосами, карими глазами и румяными, словно спелые яблоки, щеками. Он был в темно-красном свитере и белых хлопчатобумажных брюках с заплатами на коленях. Его теннисные туфли почернели от грязи, собранной на детских площадках.

Он улыбнулся еще шире и сказал своим детским, мальчишеским голосом:

— Почитаешь мне книжку, пока тебе не захочется спать?

Женщина не шелохнулась. Не сказала ни слова.

Она не могла шевелиться. Не могла говорить.

— Только один рассказ, — попросил мальчик.

Она разинула рот, но еще не обрела голос. Она видела, что он ненастоящий. Она видела, что его окружает ореол голубого света и, несмотря на его кажущуюся плотность, иногда его улыбку искажали легкие помехи, и на мгновение лицо кривилось, словно он пытался дотянуться до комариного укуса в том месте, куда дотянуться нельзя. Хотя комары стали сейчас столь же редки, как и птицы.

— Один рассказ, — повторил мальчик, без нетерпения, но с предвкушением.

Женщина все же сумела заговорить — тихим, дрожащим голосом.

— Один рассказ, — сказала она.

Мальчик сел на пол рядом с ее кроватью. Уперся локтями в колени и обхватил подбородок ладонями. Весь — внимательное ожидание и большие карие глаза.

— Я… я продолжу читать тот рассказ, который уже начала, — сказала женщина, и мальчик кивнул: хорошо.

Она прочитала рассказ до конца. Она давно никому не читала вслух, и иногда ее голос срывался. С непривычки она даже слегка охрипла, но все равно продолжала читать. А когда прочитала последнее предложение и оторвалась от книги, мальчик нахмурился и сказал:

— Жалко, что дом сгорел. Хотя, наверное, так и должно было закончиться. Дом был несчастлив, да?

— Да, — согласилась женщина. — Несчастлив.