Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

Аретейни шагнула вперед и присела рядом с телом.

— Кто это?

— Оборотень, – отозвался я, поднимая оружие для последнего выстрела. Так вот кто у соседских бабушек кур потаскал... Лисица. Ну, я-то, в отличие от того же Артемиса, лекции в академии не прогуливал.

Мне оставалось одно незначительное движение до ее смерти – но судьба, как водится, опять распорядилась по-своему.

Оглушительно завыла сирена, Аретейни вздрогнула, и я ее вполне понимаю – мне самому никогда не нравился этот звук – какой-то тоскливый и завывающий, тяжело, настойчиво бьющий по нервам. Я вообще не понимаю, зачем такой сделали, он здорово мешает быстро и продуктивно мыслить. А может, он от старости такой...

Здание содрогнулось от первого и до последнего этажа, пол ушел из-под ног – а мы втроем кубарем вылетели аккурат в окно подъезда, вдребезги разбив стекла.

Короткий полет завершился на холодной и мокрой покатой металлической крыше флигеля, по которой мы съехали вместе с грудой осколков, я рефлекторно извернулся, останавливая падение, один из осколков располосовал ладонь, я перехватил руку Аретейни, но пальцы скользили по крови, а рука пульсировала болью и отказывалась подчиняться. Рыжая свалилась на меня, благодаря чему я проехал еще пару метров, остававшихся до края. Здесь падение остановил тоненький и на вид ненадежный аттик, в который Аретейни впечаталась всем весом и в который я в свою очередь впечатал Аретейни. Сверху скатилась рыжая, но аттик, к счастью, выдержал.

И только тут я приподнялся и огляделся.

Сирена выла, дождь шел, и мелкая холодная морось размывала кровь на металлической кровле – мою и рыжей, которая так и не пришла в себя. Небо оставалось чистым, да и внизу, на улицах города, паники не наблюдалось. Ничего не понимаю.

— Что это? – ухватилась за меня Аретейни, чтобы не перелететь через низкий аттик.

— Тревога, – ответил я.

— Учебная?

— Учебной у нас не бывает.

И не смотри на меня так, милая, я сам не понимаю ни черта.

Рыжая все еще была без сознания, и лежала на самом краешке. Я снова поднял пистолет. А с виду девка как девка. Тоненькая, трогательная, хорошенькая. Аретейни напряженно переводила взгляд с меня на оборотницу и обратно.

Тут рыжая завозилась, застонала и пришла в себя. Захрипела от боли и инстинктивно замерла – оба рукава латаной рубашки и штанины на коленях намокли, пропитавшись кровью. Она хватанула ртом и распахнула глаза, уставившись на меня.

— Вы чего?! – болезненно выдохнула жертва полнолуния. – За что?..

— За шкаф, – с трудом отозвался я, стискивая зубы. Рука ходила ходуном, тяжелая рукоятка пистолета соскальзывала по липкой крови, тоскливые завывания сирены звоном отдавались в ушах. Каждый раз, встречая разумную и осознающую себя нечисть, мне приходится заставлять себя убивать. Одно дело – упырь, волглый морок, русалка или овражье колесо – этих-то можно без зазрения совести валить штабелями. И совсем другое – когда перед тобой разумное мыслящее существо – совсем человек.

Совсем – да не совсем.

Соберись, Селиванов.

— Постойте! – неожиданно ухватила меня Аретейни. – Поглядите вниз!

Мы рефлекторно подчинились – я и рыжая, обернувшись и зачарованно глядя на асфальт внизу. И поглядеть стоило.

Мало того, что в нем немеряно трещин – обычной сетки трещин, образовавшейся от старости – так сейчас дорога буквально вздыбилась, покрываясь открытыми черными ранами и брызгая взрывами асфальтовой крошки.

Тряхнуло еще раз – и аттик таки слетел. И мы вместе с ним. Я успел сгруппироваться и приземлился благополучно, Аретейни упала неудачно и тут же охнула, перекатываясь и рефлекторно хватаясь за коленку, а рыжая, упав на бок, вырубилась вторично, но мне было не до нее. Признаться честно, мне в тот момент было очень страшно за Аретейни, и поэтому раненые оборотни резко перестали меня интересовать и потеряли всякую научную и не очень ценность.

А землетрясение прекратилось.

Не знаю, как так! Как началось – так и закончилось. То есть, точно так же абсолютно неожиданно.

Ну и черт бы с ним, с землетрясением. Закончилось и ладно.

Я подошел к усевшейся на краю трещины Аретейни и осторожненько коснулся ее плеча.

— Ты в порядке?

Она обернулась и распрямилась. Лучше бы она этого не делала, честное слово. Потому что тогда бы по-прежнему не было видно ранок, царапин и ссадин, едва ли не сплошным покровом рассыпавшихся по рукам, плечам, груди и лицу. Белое платье разорвалось и белым быть перестало, частично окрасившись грязью, частично – кровью, правая рука была располосована от внутренней стороны ладони и почти до локтя – стекла режут глубоко и ровно, а заживают такие раны очень долго; кровь сбегала ручейками и капала на развороченный асфальт. Нос она тоже ухитрилась разбить, и теперь покаянно им шмыгала.

И вдруг всхлипнула, прижалась ко мне и разрыдалась, словно ребенок, который упал с велосипеда и обиделся на такую жизненную несправедливость.

Ну, и вот что мне с ней теперь делать?!.. У меня возникло странное ощущение, будто это у меня все тело в порезах, а вовсе не у нее. Лучше бы уж у меня, честное слово...

Я прижал ее к себе и погладил по волосам здоровой рукой. Было больно, но не из-за раны, а оттого, что больно ей.

— Извини, – шмыгнула она, уткнувшись носом мне в плечо. Было неясно, отчего промокла рубаха под не до конца застегнутой, и оттого съехавшей, курткой – не то кровь, не то слезы.

Я отряхнул стекло – кожаная форма выдерживала и не такое, не подвела и сейчас. И вдруг охватила злость на самого себя – мог бы и одеть девчонку. Хоть бы и в форменную куртку – целее была бы...

А, чего уж теперь.

И тут очнулась рыжая. Захрипела, приподнялась и тут же упала на спину, широко распахнув глаза. Застонала. А у меня уже весь трудовой энтузиазм пропал. Во-первых, голова была прочно забита Аретейни. А во-вторых – еще оборотней сейчас расстреливать не хватало, ага. Существует проблема посерьезнее...

Рыжая повернулась ко мне и выговорила:

— Вы меня убьете?..

Я вздохнул. Аретейни притихла.

— Всю жизнь мечтал… Живи пока, – решил я. – Ты же людей не убиваешь. Настоятельно рекомендую продолжать в том же ключе. В следующий раз выстрелю в сердце. И постарайся в связи с этим мне больше не попадаться, идет?

Рыжая хлопнула глазами и ничего не ответила. Взгляд у нее был отсутствующий, похоже, снова повело. Оклемается. Оборотни живучие. А убивать ее я пока что не стану. Зачем, если она неопасная?

Я наскоро перебинтовал руку, подхватил Аретейни на руки и отправился обратно домой – следовало обработать раны. И отдохнуть, пока есть время.

Тут рыжая приподнялась и уселась.

— А с чего вы взяли, что я кого-то там должна убивать?