Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)

И, вообще, как убираться – непонятно. Ноги меня вряд ли держат.

Больно…

Видимо, на этом я благополучно отключилась.

Пришла в себя от того, что меня кто-то трясет за плечо. Похоже, что времени прошло немного. Наверное, я долго мотала головой, прежде чем разглядела, что надо мной склонился утренний патрульный, тот самый, чернявый. Наверное, к командиру шел, сообразила я.

— Ты чего тут? – спрашивает. – Чего в крови вся? Тебя прижало, что ли?

Тут он всмотрелся и его как будто током ударило. Честное слово. Он отшатнулся и вытянул из кобуры пистолет. Наверное, раны рассмотрел.

— Опять! – взвыла я.

— А я ему говорил! – непонятно прошипел чернявый. – Идиот рыжий…

И с этими жизнерадостными словами он направил пистолет мне – куда бы вы думали – в сердце. Нет, серьезно. Вот, прямо в грудь, чуть левее центра, как положено.

Наверное, вид у меня в тот момент был жуткий. Потому что я ткнулась в асфальт и заорала:

— Да стреляй уже! Достали!!

Командир стратегически аккуратненько прострелил мне руки и ноги – одну чуть выше колена, вторую – чуть ниже – так что шевелиться не было никакой возможности. Не встать, не опереться, не подвинуться. Тут, видимо, от боли и нервного напряжения, мне стало совсем безразлично, застрелят меня или нет, перед глазами полыхнуло, и я опять вырубилась.

Артемис.

Хорошие новости: я не псих. То есть, нет у меня никаких галлюцинаций, я имел в виду.

Рыжая и есть оборотень. А я уж волновался, что у меня белка…

Командир правильно меня обратно погнал. Только непонятно, какого хрена он ее оставил в живых. Ну, ничего, сейчас исправим.

Но тут рыжая что-то проскулила и – уперлась руками в асфальт.

Обращение всегда – зрелище не для слабонервных, и не только для тех, кому не нравятся вопли, корчи и судороги, а в целом. Лопается кожа, обрастая звериной шерстью, из середины лица прорезается морда, да и кости трансформируются с очень неприятным скрежетом. Я уж не говорю о лопающихся капиллярах и самопроизвольной дефекации. Ну, неприятно, в общем.

А спустя неполную минуту передо мной уже дыбила шерсть молодая лисица.

Почему я ее не застрелил тогда – не знаю. Хотя, нет, пожалуй, знаю. Потому что прав рыжий – патрульный из меня хреновый. А вообще-то, мне пофигу.

Зато я стрельнул в нее потом – когда лисица, оставляя за собой кровавую дорожку, кинулась через забор и дальше, в сторону леса. По-моему, даже попал. В принципе, она все равно подохнет: в человеческом обличье ее с такими ранами сразу узнают, а в зверином – тоже не больно-то поохотишься. Так что о лисице можно больше не беспокоиться. На том я с чистой совестью отправился поторопить нашего непутевого и склонного к идиотизму командира. Во-первых, все равно, скоро отряд соберут. А во вторых – знаю я его. Небось, когда город тряхнуло, ухитрился пораниться или уронить себе на голову плиту перекрытия, или случайно вскрыть артерию осколком стекла. Ага, ага, вон и окно разбитое.

Дэннер

— У-уй-е-е... – проскулила Аретейни, когда я принялся вытаскивать стекла у нее из спины. Раны были глубокие, я их обрабатывал антисептиком и старался зашить одной рукой. К счастью, я могу управляться одинаково ловко с обеими руками – такая жизнь ко всему приучит. А вот Аретейни, похоже, лучше орудует правой, хотя, тоже почти одинаково. Но странно – у нас обычно ни у одного человека руки не доминируют друг над дружкой.

Она грызла подушку и шипела, но держалась хорошо. У меня все плыло перед глазами, не то от удара, не то от кровопотери. А мне в канализацию лезть...

— А много там? – виновато поинтересовалась моя пациентка, ткнувшись носом в подушку.

— Достаточно, – обрадовал я. – Не дергайся.

— А-ай!..

— Ну вот, я же просил.

— Прости...

— Так и быть. – Я фыркнул. – Теперь бок давай.

— Ка-акой бок?

— Какой больше нравится. Ну, скорее, у нас времени мало.

Аретейни повернулась, со стоном и моей помощью.

— Ты уйдешь, да?

— Да. – Руки слаженно выполняли привычную работу, а в глазах темнело. Я мысленно выругался.

— А скоро вернешься?

Я почувствовал, как вздрогнула моя рука у нее на боку. Она тоже. Что ей ответить?.. Догадается ли промолчать?..

— Не знаю, – честно ответил я. – Я первый раз получаю такое задание.

— Первый?.. – она встревожено закусила губу, и явно не от боли. – А как же... ты не знаешь противника? Совсем?

— На месте разберусь. Их всех не переучишь, их убивать надо. Пока мы будем их изучать, в городе народу не останется.

Это было привычно. Голос мой звучал ровно, и она немного успокоилась. Но, все же, боится. По лицу вижу.

Она помолчала. Затем поднялась и поглядела мне в глаза. Взгляд у нее был прямой и открытый. И в глазах читалось то, чего я вот уж никак не ожидал.

— У вас всегда так?

— Да.

Снаружи грохнул выстрел. Мне привычно, а она вздрогнула. Затем вдруг тихо произнесла:

— Возвращайся. Я буду тебя ждать.

И неожиданно подалась вперед, обхватила меня за плечи и быстро поцеловала в губы.

Не знаю, что на меня нашло в тот момент – или, напротив, знаю очень хорошо... Да это, в общем, и неважно. Будто удар тока, от которого в груди вспыхнул незнакомый, живой, мощный огонь, а мир вдруг завертелся каруселью и куда-то исчез, оставив только этот самый огонь, тепло девичьего тела и запах ее кожи, и я сам не заметил, как притянул ее к себе и поцеловал в ответ – по-настоящему.

И в этот момент в дверь позвонили.

Аретейни вздрогнула и отчего-то вместо того, чтобы отстраниться, уткнулась носом мне в плечо.

— Постараюсь, – честно пообещал я. Голос куда-то делся, и у меня получился только хриплый шепот. – Ты тут не скучай, хорошо?

Так, еще этого только и не хватало! Селиванов, прекрати! Прекрати немедленно!..

Я слышал тиканье часов на стенке, а теплые девичьи ладошки лежали на плечах, и от этого сердце колотилось в несколько раз быстрее секундной стрелки.

Мне пора.

Какая, к черту, разница, если я не вернусь.

Да только я вернусь. Не имею права не вернуться. И все тут.

Эндра.

Видимо, на этот раз отключилась я прочно и надолго. Сперва вернулось обоняние – пахло костром и лесом. Потом – осязание. Вот оно лучше бы не возвращалось вовсе. Тяжелый звериный запах ударил в ноздри. Руки и ноги мучительно ныли и дергали болью, так что я невольно поморщилась и задержала дыхание, пережидая боль. Потом открыла глаза. Тут пошло открытие за открытием.

Во-первых, над головой навис низкий деревянный потолок. Рядом потрескивало, будто горел костерок. Раны оказались аккуратно перевязаны – на правом плече и левом предплечье белело полотно, запятнанное красным. Я осторожно шевельнулась и определила, что коленки тоже перебинтованы. Где-то сбоку горел огонь. Был глубокий вечер, а может, даже и ночь.