Вадим Панов - Нянька Сатана

— Спасибо.

— Не за что.

Щуплый перевёл дух, нервно прикоснулся к висящему на плече дробовику — ствол строго вниз, Нянька сказал, что, если оружие поднимется хотя бы на сантиметр, он откроет огонь, — и откашлялся.

— Я ведь послание отправил больше наугад. Не верил, что вы существуете.

— Но тебе хотелось, чтобы я существовал.

— В этом поганом Зандре есть место крови и дикости… — Щуплый вздохнул. — Я надеялся, что в нём отыщется и толика справедливости.

— Почему ты не восстановил справедливость сам?

— Я — маленький человек.

— Ты мог собрать нескольких таких же маленьких людей.

— Все боятся…

— Ты мог собрать нескольких таких же маленьких людей, — с нажимом повторил Нянька, намекая, что не слышит искренности в жалком ответе.

— У меня семья. — Щуплый опустил голову. — Зачем вы спрашиваете, если знаете ответ?

— Затем, чтобы ответ услышал ты. — Плечистый заложил левую руку за портупею. — Знаешь, что я сделаю с тобой и твоей семьёй, если выяснится, что ты меня обманул?

В отличие от собеседника, который понятия не имел, под какой личиной прячется в Зандре Нянька, плечистый прекрасно знал, кто его вызвал, где щуплый живёт и что собой представляет. Так он страховался от недоброжелателей, которых у Няньки накопилось более чем достаточно.

— Они действительно воруют детей, — твёрдо произнёс щуплый. Теперь он смотрел прямо в маску высокого с таким видом, будто смотрел ему в глаза. Напоминание о трусости заставило щуплого разозлиться, и это был хороший знак. Это показывало — он способен забыть, что маленький, и вспомнить, что человек. — Только детей.

— С округи?

— Нет, в Перевальнике действуют чёткие понятия: местные под защитой, и гадить рядом с базой Гопак боится. Его падальщики шарят по соседним территориям, но осторожно, чтобы не навести на след.

— Кто в Перевальнике главный?

— Железный Митя.

— Он в деле?

— Нет, брезгует. — Щуплый помолчал. — Но Гопак ему платит. Здесь все платят Железному.

— Нормальная ситуация… — Теперь выдержал паузу Нянька. — Откуда ты так много знаешь?

— Я на Железного водовозом работаю, — произнёс щуплый таким тоном, что стало ясно: он не сомневается в том, что Няньке это известно. — У Гопака с Железным контракт, я каждую неделю привожу на его базу среднюю бочку, и…

— Теперь ты приятельствуешь с ними.

— Приятельствовал, не без этого, — не стал скрывать доносчик. — Сначала я думал, что Гопак и его пацаны — просто падлы, которые договорились с Железным. Потом, когда узнал, чем они промышляют, стало противно… А потом я услышал о вас.

— Куда они отвозят детей?

— Не знаю. Но папаши сюда точно не прилетают, я бы знал.

— А приятели твои не хвастались?

— Вообще об этом молчат. — Щуплый качнул головой. — Не надо говорить, что они мне приятели. Теперь не надо. Я… Я ведь рискую.

— Знаю.

— Но всё равно написал вам.

— Я это ценю.

Они все рискуют. Все они: маленькие, трусливые, обременённые семьями, слабые… Над ними насмехаются, иногда — унижают. Они, как правило, смотрят в землю или в сторону. Они находятся в самом низу пищевой цепочки Зандра, но на них держатся остатки цивилизации. Они работают. Они вынуждены со многим мириться, но это не значит, что им нравится то, что они видят.

И все они знают, чем рискуют, обращаясь к Няньке.

Но обращаются.

Обращаются, несмотря на то что преступление, за которое наказывал Нянька, их самих обычно не касалось. Обращаются, потому что не могут больше смотреть в сторону. И не могут выступить сами.

— Ты знаешь, что я плачу за наводку?

— Пятьдесят радиотабл, — подтвердил щуплый.

— Они тебе нужны?

— Не откажусь, — не стал врать доносчик. — Но я вам написал не ради денег.

Или не только ради них. Впрочем — плевать, сделка есть сделка.

— Твои деньги. — Нянька протянул щуплому снятый с пояса мешочек.

— Спасибо!

Глаз под маской не видно, однако по голосу плотный понял, какие чувства испытывает собеседник, и, не отпуская мешочек, твёрдо произнес:

— Не трать их в ближайшую пару месяцев.

— То есть? — растерялся щуплый.

— Гопак платит Железному, а значит, Железный не обрадуется тому, что я сделаю с Гопаком. И пусть ему противен бизнес Гопака: деньги есть деньги.

— А-а… — Кажется, щуплый об этом не подумал. Никто из них не думает.

— Вряд ли ваш Митя проведёт толковое расследование, но твое богатство разглядит обязательно, начнёт задавать вопросы. Например, такие: за сколько ты продал его, Железного…

— Я его не продавал!

— Ты только что лишил хозяина Перевальника, своего хозяина, одного из источников дохода.

Щуплый нервно передохнул. До него только сейчас дошло, что он натворил.

— Через пару месяцев всё уляжется, и ты сможешь осторожно воспользоваться своим богатством, а пока живи, как жил. — Нянька положил тяжёлую руку на плечо собеседника. — Я видел, что делают с глупыми доносчиками. И я никогда не возвращаюсь, чтобы отомстить за них.

— В моем случае вам не придётся, — сглотнув, пообещал щуплый. Он всё понял.

— Надеюсь.

Давным-давно, в первые, самые мерзкие месяцы Зандра, когда мир только сломался, похоронив под собой и законы, и мораль, и не просто сломался, а продолжал рушиться, накрывая раскалёнными обломками всё вокруг; когда все мечтали выжить, а под словом «будущее» подразумевалось десять-двенадцать часов; когда приходилось выбирать между «плохо» и «ужасно»… В те времена папаши особенно не прятались. Тогда никто не прятался, каким бы дерьмом ни занимался. Убеждённые каннибалы открыто переводили людей на консервы и торговали на улицах «деликатесами»; городские власти покупали рабов для расчистки завалов или разведки грязных зон; хирурги пилили пленных на органы… Люди в те месяцы превратились в заурядный товар, и загоны для рабов стали обыденностью в большинстве поселений Зандра. А папаши считались уважаемыми членами общества.

Однако постепенно в мир вернулись приличия.

В Зандре появились хорошо организованные сообщества — Периметр Дота, области Железных Берцев, территории Зигенского ордена и народных республик, на которых работорговля оказалась вне закона. За этими сообществами стал тянуться и остальной Зандр, но он всё ещё оставался опасным, а жизнь в нём — трудной, и потому папаши не исчезли.

Они маскировались. Осторожничали. И никогда не гадили поблизости от своих баз, не желая вызывать гнев соседей.

Папаши предпочитали захватывать молодых и сильных, которых можно использовать не только на работе, но и для развлечения, а юноши или девушки — не важно. Не отказывались работорговцы и от детей, поскольку в некоторых районах другой их «товар» не находил спроса. И именно у детей, у самых слабых и бесправных обитателей Зандра, неожиданно появился защитник. Человек, называющий себя Нянькой. Человек, создавший в едва поднявшейся сети информационную страничку о себе и попросивший сообщать обо всех случаях похищения детей. Особенно — массовых.