Татьяна Живова - Дети Зоны: альтернативная история

— Типа того. — Хромой окинул всех троих пронзительным взглядом. И явно сделал какой-то положительный для них вывод: лицо его чуть смягчилось. — Ну что ж… Похоже, девочка, ты не зря за них билась. Кажись, действительно, нормальные люди… Итак — чего же вы хотите?

— Мира. — ответил Репейник. — Я… Мы понимаем, кем были, и кого вы в нас видите. Убийц и фанатиков. Но мы больше не хотим враждовать с кем бы то ни было. Не хотим. Зов Монолита больше не властен над нами. Нам нужно место в обществе людей Зоны. И убежище от выбросов и мутантов.

— А почему вы пошли к вольным, а не к какой-нибудь группировке? Реально, мужики, вам бы в клан приткнуться, вам же проще было бы. Вот, кстати, недавно долговцы к себе приняли одну группку… тоже из бывших ваших.

Известие о братьях по несчастью (или наоборот — счастью?) несколько взволновало бывших сектантов. Они переглянулись. А потом Репейник тихо, но веско сказал:

— Нет уж, хватит с нас группировок! Навоевались мы за идею. Хватит! Мы, пока в Тёмную Долину продирались, поняли, что нам теперь только одна дорога — в вольные подаваться. А когда вот её встретили — он кивнул на зардевшуюся Ксану, — тут-то всё и решилось…

Он помолчал, а потом вздохнул и совсем другим тоном признался:

— Мы, мужики, из такой мерзости вырвались, что и рассказывать не хочется!.. Думали, что для всех теперь ровно прокажённые будем. И тут первый же встреченный человек из ваших к нам, как к людям отнёсся. Надежду дал, что не всё ещё для нас потеряно. После всей этой жути… — монолитовец покачал головой и вдруг улыбнулся, — А если среди вас такие вот светлые, как она, люди живут — значит, и сами вы, я так полагаю, народ стоящий.

Жаба с интересом посмотрел на говорившего. Хмурые лица бывших сектантов заметно светлели, а в глазах появлялось что-то живое, когда этот самый Репейник говорил про «подвиги» Ксаны. Уж наверняка его сердобольная девочка, верная своему обыкновению жалеть и пригревать всех несчастных и обиженных, все свои силы бросила на этих неприкаянных. А они, небось, и рады тому были — вон, как смотрят на неё, словно бездомные псы на внезапно обретённую ласковую хозяйку!

Дичают люди в Зоне без человеческого отношения. И без женской заботы — тоже. Но в данный момент Жаба наблюдал обратный процесс.

Хромой тоже, кажется, просёк это. Он хитро прищурился, разглядывая бывших монолитовцев и что-то про себя решая.

Ксана молчала, но взгляды её были красноречивее слов.

— Ладно. — наконец, подытожил Хромой. — Рискнём. Но чтобы у меня никакой самодеятельности, когда в Деревню придём! Вольных — если бодаться полезут — я уж как-нибудь усмирю, но и вы тоже ведите себя тихо. Зубами держитесь, а чтобы даже жеста резкого не было! Вопросы есть?

Напряжённые лица монолитовцев просветлели, разгладились, на губах появились улыбки. Кто-то тихо, с облегчением, выдохнул.

— Принято… старшой. — отозвался Репейник. — Не бойся, не подведём. И… спасибо.

Ксана радостно запищала и повисла на шее Хромого, крепко расцеловав его в обе щеки. Та же участь постигла и Жабу, а потом девочка подскочила к монолитовцам и разом обняла их всех широко распахнутыми руками — благо те стояли тесной кучкой.

— Вот видите? — воскликнула она, сияя, как полуденное солнышко, — Всё получилось, я же говорила, что всё будет хорошо!

Жаба чуть дёрнулся и напрягся в этот момент, но понял, что опасности для дочки никакой нет.

Стоявшие по бокам от командира Кузнец и Сухой сперва растерялись от такого бурного проявления чувств, а потом тоже положили руки на плечи девочке. На несколько секунд все четверо замерли в крепком объятии, сблизив головы.

— Спасибо… — шепнул Репейник Ксане.

— Весьма трогательно, — хмыкнул за их спинами Хромой. — Но вам, парни, ещё с одиночками знакомиться. Так что я бы на вашем месте не расслаблялся!.. Хотя, конечно, с этой нашей юной непосредственностью, бывает, трудно думать о суровой прозе жизни!.. Ксанк, да отпусти ты их, наконец, успеете ещё наобниматься — когда всё закончится!

Напоминание о суровой прозе жизни отрезвило участников акции всеобщего единения. Девочка отстранилась, монолитовцы разом посерьёзнели и подобрались.

— Оружие за спины уберите и пошли. — скомандовал Хромой. — И без глупостей. Заступницу свою хотя бы не огорчайте.

— Есть! — неожиданно коротко, по-военному козырнул Репейник и сделал знак своим. Потом посмотрел на старосту и тихо сказал, кивнув на Ксану:

— Её — никогда!

К вечеру в Деревне новичков зажигали костры. Сталкеры кучковались вокруг них — еду погреть-сготовить, самим погреться, да и просто так посидеть в хорошей компании, отдохнуть и поболтать за жизнь. Особенно людно обычно бывало вокруг костра на так называемой посиделочной — ровной площадке, куда со всей Деревни были стащены скамейки, лавки и просто доски, положенные на кирпичи. На посиделочной обычно собирались опытные, популярные среди вольных, сталкеры со своими командами и почитателями из новичков. Остальные компании кучковались у других костров.

У крайнего костра на северном конце деревни сидели несколько приятелей-одиночек из разных компаний. Только что подоспела сваренная вскладчину похлёбка, и теперь сталкеры с удовольствием наворачивали её в очередь из общего котла.

Сталкер Грач уже зачерпнул очередную порцию и понёс ложку ко рту, когда на дороге к Свалке обозначилось движение и послышались шаги. Лениво бросив взгляд — мол, кто там ещё с ходки вертается? — Грач так и застыл с открытым ртом, не донеся до него ложку.

— Ты чего? — заметив его вытаращенные глаза, спросил Сума, его товарищ. Грач судорожно сглотнул и ткнул пальцем:

— Т-там…

Компания проследила за его пальцем и безумным взглядом. Ложки плюхнулись — какие в котелок, какие — на землю, какие — и вовсе на колени хозяевам. Кто-то едва не подавился куском.

— Бля… — только и сумел вымолвить Сума, а потом, опомнившись, заорал на всю Деревню:

— Мужики, атас! МОНОЛИТОВЦЫ!!!

Спустя пару секунд Деревня Новичков превратилась в растревоженный медведем улей. Одиночки побросали всё, чем занимались и, похватав оружие, дружно ринулись на крик.

Их глазам предстало невиданное доселе зрелище. В Деревню неторопливо, не прячась, вошли трое парней в до боли знакомой серо-пятнистой униформе. Они шли посередине дороги — один, видимо, главный — впереди, двое — за ним, плечом к плечу — и внешне казались спокойными, но глаза их метали по сторонам цепкие настороженные взгляды, а руки время от времени нервно сжимались в кулаки.

Толпа одиночек глухо заволновалась, послышалось клацанье затворов.

— Спокойно, бродяги! — раздался громкий хриплый голос, и одиночки узнали говорившего — Хромой, староста Деревни. — Не стрелять! Стволы в землю!