Ольга Ларионова - Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра)

ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

И когда Юргу показалось, что цена эта уже заплачена, он услышал короткий вскрик Гэля:

— Командор! Мона Сэниа…

Он задохнулся жаром всех молний, так и не попавших в него — ведь за все эти бесконечно тянущиеся секунды молниеносного боя он ни разу не подумал о своем сыне и о своей жене.

Юрг беспомощно огляделся, пытаясь распознать в коконах одинаковых скафандров знакомые очертанья, но это было невозможно в редких хризантемных выхлопах одиночных разрядов, все еще раздававшихся со стороны мака.

В отчаяньи он перекинул калибратор десинтора на непрерывный широкополосный разряд и, вжавшись лопатками в шершавую выщербленную плитку, раскинул над собой гигантский ослепительный веер.

И только тут заметил сзади — ох, как далеко сзади! — что-то бесформенное, копошащееся, бьющееся. Он мгновенно погасил разряд и бросился туда, почти автоматически отмечая, что и Гэль бежит не к кораблям, а к Иссабастову маку, наперехват двум последним трассирующим очередям. Юрг знал, что на этот заслон можно положиться, и теперь все свои силы вложил в скорость — ничего другого не было сейчас важнее: скорость!

Подбегая, он в прерывистом свете редких вспышек увидел мону Сэниа, которая, распахнув свой легкий скафандр, старалась прикрыть им лежащего на земле маленького Юхани, а бьющееся и вырывающееся наружу— это был ее сиреневый крэг, яростно выдиравший крылья из-под непроницаемой пленки да еще и норовивший ударить клювом в лицо.

— Держите крэга! — донесся издалека голос Гаррэля, и краем глаза Юрг успел заметить, что стремительная, гибкая фигура юноши выросла вдруг во весь рост — и исчезла.

И в тот же миг аметистовый стервятник вырвался-таки из своего плена, ударил куда-то наугад и с победным мстительным кличем взмыл в ночное небо.

Юрг стиснул зубы, преодолел одним прыжком оставшиеся метры и схватил Сэнни вместе с крошечным попискивающим свертком, упрятанным под скафандр.

— Брось меня, — услышал он шелест сухих упрямых губ. — Брось, я тебе приказываю! Без тебя они не договорятся с Землей, а я теперь в полете — только обуза…

Он бежал к своим кораблям, уже начавшим сползаться, чтобы образовать единый мак, и старался не слушать ее и не глядеть в изуродованное, залитое кровью лицо. Редкие разряды хлестали по земле то слева, то справа — два последних дружинника Иссабаста до конца выполняли приказ своего командора, но темнота не позволяла им сделать прицельного выстрела.

И Гэль им больше не отвечал.

Юрг подбежал к блестящим громадным шарам, уже спаянным вокруг центрального шатрового корабля, и на секунду замешкался — перед ним была непроницаемая поверхность. Но в тот же миг она треснула, образуя овальную щель, и сразу несколько рук протянулось навстречу командору. Он осторожно передал им завернутую в плащ мону Сэниа.

— Гэль остался там, — хрипло проговорил он, переводя дыхание после быстрого бега. — Кто со мной?..

— Командор, мы-то сможем сделать это мгновенно, — возразил рассудительный Борб. — Нужно только точно знать, где он.

— Он бежал к маку Иссабаста, прикрывал нас… Гэль! — крикнул он в темноту, сложив руки рупором.

В ответ протянулась прерывистая очередь, и фонтанчики расплавленного камня брызнули у самых ног Юрга.

— Не так, — прошептала мона Сэниа, вставая рядом со своим мужем. — Гаррэль, королевский лекарь, паж мой!..

Это был не крик и не шепот — едва отделяясь от губ, слова исчезали, уносясь в безмолвие раскаленных плазменными разрядами каменных плит и душного тления травы, пробивающейся в трещинах и изломах. Первая луна вставала как раз за кораблем Иссабаста, и голос, посланный в густую конусообразную тень, тонул в ней и не находил ответа…

…Что-то коснулось помертвевшей щеки, и Гаррэль открыл глаза. Жгучая, нестерпимая боль полоснула по ногам, и ему пришлось отключиться от всего — зрения, слуха, обоняния — лишь бы задавить эту боль, затянуть ее в тугой пульсирующий узелок, не дать ей овладеть всем телом и сознанием… Удалось. Тогда он снова глянул вверх и прямо над собой увидел плавно кружащегося в вышине розового фламинго. «Гаррэль, паж мой!.. — снова коснулось его щеки. — Где ты, пошли мне свой голос!»

Он попытался приподняться на локте, и снова нечеловеческая боль бросила его обратно, на шершавый холодный камень. Но главное он успел увидеть: там, где эта боль возникала, не было ничего, что могло бы болеть. Вместо ног в пульсирующем свете одиночной пальбы он увидел только запекшиеся, обожженные обрубки.

И тогда в какую-то долю секунды он понял, взвесил и решил все разом.

И то, что его принцесса жива, но ее крэгу удалось вырваться, и теперь он ни за что на свете не вернется к своей владелице.

И то, что она, прекраснейшая в мире, никогда не бросит и не предаст своего пажа, своего лекаря, и всю жизнь будет опекать его и держать рядом с собой — жалкого калеку, который до скончания дней своих будет слышать собственный голос, когда-то произнесший невероятные слова: «Я, Гаррэль из рода Элей, беру тебя в жены и не завещаю никому…»

И еще он понял, что промолчи он еще секунду — и они все, уже собравшиеся в своем маке и готовые в любой миг покинуть планету, ринутся вместо этого в черную тень, под выстрелы, навстречу погоне.

Навстречу гибели.

И это будут его звездные братья. Его командор. Его принцесса.

Он собрал остаток сил, и голос его, одновременно мужественный и юношеский, разнесся над Звездной гаванью:

— Принцесса Сэниа! Я, твой паж и королевский лекарь, был верен тебе до последнего дыхания и не думал, что когда-нибудь попрошу за это награду… А теперь я прошу тебя…

Он перевел дыхание, и страшная тишина распростерла свое покрывало над ночными просторами Джаспера. Даже те двое, что еще стреляли наугад, укрывшись за Иссабастовым маком замерли, опустив оружие.

— Принцесса! Поклянись мне, что ты выполнишь мою просьбу!

— Клянусь… — пронеслось над опаленными плитами и коснулось его холодеющего лба.

— Тогда прими мой прощальный подарок и улетай немедленно. Я остаюсь здесь. Не отвечай ничего… прощай!

Холодная струя ночного воздуха пахнула в залитое кровью лицо моны Сэниа вместе с этим последним словом, и она почувствовала, как мягкие, невесомые перья одевают ее плечи. И, еще ничего не видя, она догадалась, что это был за прощальный дар.

Гаррэль из рода Элей отослал ей своего Кукушонка и оставался здесь, чтобы умереть в темноте и одиночестве. Он сам просил об этом, и она поклялась выполнить его просьбу.

И только одного она не смогла — не ответить ему.

— Гэль, паж мой! — донесся до него горестный голос, обращенный к нему одному. — Я, принцесса Сэниа королевского рода владык Джаспера, повинуюсь тебе… Прощай!